а они оказываются мокрые. Выходит, я нюни распустила, а сама не заметила? Как так? Тру глаза отчаянно, наверняка, размазывая ровные стрелки, которые с таким усердием рисовала, думая, что мы едем в какое-то прикольное место.
Да уж… хороший прикол вышел. На все сто баллов, так сказать!
– У-и-и-и-и, – вырывается сквозь стиснутые зубы, напряжённые губы дрожат и кривятся. – У-и-и-и-и.
На мою макушку ложиться тяжёлая ладонь. Коротким то ли вздохом, то ли всхлипом впускаю воздух в напряжённые лёгкие.
– Не надо, Илона, не плач, – раздаётся совсем близко. – Не надо.
Его рука гладит по волосам, смахивает слёзы со щёк. Медленно, ласково, с добротой.
– Не надо. Всё будет хорошо.
Он отводит волосы с виска. Пальцами скользит по коже. Я чуть оттаиваю, убаюканная его лаской.
– Не будет, – упрямо спорю с заложенным от слёз носом. – Ни черта не будет хорошо!
– Будет. Обязательно будет, – мягко убеждает, продолжая свои поглаживания, и я расслабляюсь.
А потом его пальцы вдруг ныряют за ворот футболки и с силой дёргают. Мне больно, ткань трещит, впиваясь в нежную кожу, испуганно кричу, пытаясь сесть. Но ладонь Юры опять отправляет меня в горизонтальное положение.
Господи, что происходит? Как же я настолько потеряла бдительность?
Глава 2
Я машу руками, пытаюсь отбиться, но что я могу? Он держит крепко. Ещё и ухмыляется.
– Отлично…
– Что отлично-то?!
– Тихо!
– Ты мне одежду порвал.
– Не целку же, – усмехается, а краснею.
Позорно так, становлюсь цветом, как свёкла, как плотные алые шторы этой комнаты.
– Или там уже нечего рвать?
– Иди в зад! – реагирую молниеносно, отпихивая его руку, внезапно вернувшуюся к мягким поглаживаниям моих волос. – Не твоего ума дело!
Громов усмехается.
– А как же твои обещания? Юра, я ваша навеки?
– Я была не в себе! Забудь! Сколько мне было? Шестнадцать?
– Что-то рано на тебя склероз напал, не так много времени прошло. Два года?
Ну да, мне уже восемнадцать, а ему двадцать три, и между нами пять лет разницы, два года его армии, шатаний непонятно где и гигантская пропасть предубеждений.
Он всегда был дерзким и резким, а теперь стал откровенно опасным. У меня мурашки от его взгляда. Никогда не понимала, что у него на уме. А слова, вылетающие из него… Что делать? Как их воспринимать?
Громов поднимает вверх руки, потягивается, затем массирует, видимо, уставшую шею. Его русые волосы коротко стрижены, а когда-то он носил чёлку и выбривал молнии на висках. Гром и молнии, блин!
– За футболку прости, – усмехается, – надо же местным показать, что я воспользовался своим приобретением по назначению. Не переживай, я тебе новую куплю. Футболка – не целка, восстановим.
Хочу врезать ему по роже, молниеносно сажусь, пытаясь выцарапать ему глаза за
