обмотанной белоснежной тканью. Бочонок с двух концов был подвешен к потолку помещения, где производилась продукция. Два человека с силой отталкивали бочонок от себя к другому, а тот – в обратную сторону. Так, в результате довольно долгого и изнурительного взбивания, молоко сворачивалось в виде кусочков сливочного масла, которые периодически извлекались из отверстия маслобойки. Эта доморощенная маслобойка, в общем-то, и легла в основу будущего промышленного производства масла, только в более совершенном варианте.
Бабушка, следившая за работой слуг, в какой-то момент подходила к ним, останавливала резким движением шумные толчки бочонка и говорила: «Ну, хватит бить, не будете же сливать людям одну пустую, синюшную сыворотку, так никакого масла они не смогут получить».
Дело в том, что в оставшейся сыворотке, которую разливали соседям, ещё оставались плавающие кусочки жира, из которых при дальнейшем взбивании можно было получить ещё сколько-нибудь масла.
У этой приятно удивившей меня встречи в аэропорту с незнакомкой, предки которой оказались земляками моей родни, есть любопытное продолжение. Как-то я была в очередной раз командирована в Москву с визитом к очень важной персоне, в определённые дни принимающей посетителей в своём доме на улице Серафимовича, 2–4, в знаменитом и легендарном «Доме на Набережной». В советские годы в этом доме жили первые люди государства, советские и партийные лидеры, а также выдающиеся деятели науки, литературы и культуры. Я не раз приезжала в этот дом по служебным делам, но тогда я ещё ничего не знала о демонической репутации этого дома и его тёмном прошлом, о котором слагались легенды, писались книги, да и сегодня всё ещё ходят леденящие душу жуткие слухи.
Закончив служебный визит, я выходила из одного из подъездов дома, как вдруг навстречу мне направилась та самая моя знакомая по аэропорту, вся такая же важная и импозантная. «Вы что делаете в этом доме?», – спросила она, не скрывая удивления. «А вы что тут делаете?» – поспешила я со встречным вопросом. «А я здесь живу», – сказала она.
Я покидала дом с мыслью, которая и впоследствии продолжала преследовать меня: а ведь и вправду, «кто был никем, тот стал всем» благодаря революции и советской власти. А ещё я думала о том, что может быть в этих конкретных судьбах – моей, внучки богатых кулаков, и батрацкой внучки, и вообще, в историях жизни и биографиях отдельных людей и следует искать ответ на злополучный вопрос кому жилось «весело, вольготно» в советской стране и советском времени, и сегодня всё ещё не дающий покоя мыслящим людям России. Может это и есть один из тех личных, индивидуальных жизненных опытов, который у каждого свой и который в конечном счете мотивирует и определяет осмысление, отношение и оценку советского прошлого.
Я не думаю, что наш известный историк и политолог господин Сванидзе был бы так озлоблен и ожесточён в своих высказываниях о сталинском режиме и советском прошлом, если
