своеобразие духовной жизни разных народов, населявших город. Люди моего поколения всё ещё помнят замечательные грузинские песни тех лет, которые так и назывались «Тбилисские городские» («Тбилисури-калакури»).
В городе тогда ещё не возводились, как это произойдёт уже в очень недалёком будущем, элитные, как их называли бы сегодня, кварталы – компактные места проживания видных и состоятельных людей города, представленных преимущественно людьми грузинской национальности. Расселялись тогда, ещё в дореволюционном городе, в многоквартирных домах или больших дворах, объединяющих целый ряд жилых помещений самого разного типа.
Дом наш стоял на Вознесенской улице, которая в советские годы была переименована в улицу Давиташвили, в честь никому и ничем неизвестного грузинского политического деятеля. А старая, скромная церквушка св. Вознесения, что завершала собой небольшой подъём улицы, и упиралась в один из холмов, окаймляющих город, была упразднена и передана под какое-то складское помещение.
Наш дом был угловой, большой, двухэтажный, с замыкающим его с тыльной стороны таким же большим двором. На втором этаже размещались 2-х и 3-комнатные квартиры, довольно комфортные для тех лет, а первый этаж был разделён на множество тесных, однокомнатных квартир. Оба этажа были опоясаны длинными балконами, разделёнными между жителями.
Дом наш был необыкновенно пёстрым по социальному и этническому составу, как я стала понимать это со временем. А поначалу мы с сестрой просто общались, а потом и подружились с соседскими девочками, подходившими нам по возрасту. Это были, в первую очередь, две Изольды. Первая, постарше, жила на втором этаже, в просторной угловой трёхкомнатной квартире. Отец её, Валико Мгеладзе, в 40–50-е годы был директором Тбилисского театра оперы и балета им. Палиашвили. Сама Изольда была студенткой Тбилисской консерватории по классу фортепиано.
Вторая Изольда, Джахвеладзе, которую мы попросту называли Изо, была моей сверстницей. Их семья переехала в город из Кахетии (есть такая винодельческая область в Грузии) – брату предложили работу в городе, и он забрал с собой мать и младшую сестру. Мать Изо, тётя Цуца, переехав в город, никак не могла отвыкнуть от своих сельских занятий и привычек. Она продолжала держать кур и индеек, для содержания которых отгородила во дворе целый угол. Рано утром с громким окриком типа «цкон, цкон, цкон» она созывала птиц на кормление, отсыпая им кукурузу из небольшого ведёрка. Как-то под Новый год тётя Цуца уговорила маму купить на рынке живую индейку, ибо вкусной может быть только домашняя индейка, откормленная грецкими орехами. У мамы ничего не получалось с кормлением птицы, и тётя Цуца, приходя на помощь, зажав индейку между коленями, чтобы та не выбралась, руками раздвигала клюв индейки и вталкивала туда грецкий орех под весёлый смех дворовой детворы. Тётя Цуца учила маму готовить грузинские блюда, которые нам очень нравились, а мама приобщала её к армянской и русской кухням. Тёте Цуце особенно нравился мамин борщ. Дело
