не лезла, знала, что первое время они будут ко мне присматриваться и на контакт тоже будут выходить сами, ну просто потому что здесь заведено, что приставал никто не любит, а Алёнка, с которой нас к моей большой удаче поселили в один детский дом, уже вполне обосновалась в негласной подгруппе младших и даже почти обзавелась подружками.
Хотя, лукавлю. Никакой удачей здесь и не пахло, просто мой аленький цветочек закатил в приёмнике такую грандиозную истерику, мол, без Милы никуда не поеду, что местным распорядителям бала ничего не оставалось, только переоформить нам документы в одно заведение, благо, места были. Да и то, меня взяли только на условии, что ныть и жаловаться я не буду, потому что особенно лишних денег у маленького детского дома нет, и клянчить здесь что-то – только действовать взрослым на нервы. Ныть и клянчить я так и так привычки не имела, а теперь ещё и карман грела пенсия по потере кормильца, благо, что статья моего отца предполагала лишение родительских прав, а мама признана недееспособной, и теперь деньги приходили на мою карту, а не отправлялись на счёт этих гоблинов.
– …девочка очень сложная, – слышу я из-за закрытой двери в кабинет директора и недоумённо оборачиваюсь на воспитателя, сопроводившего меня сюда прямиком из столовой. – Да и Алёнка хоть и привязана к ней, но кровными родственниками они не являются и под рекомендацию не разделять братьев и сестёр не попадают. Я бы, на вашем месте, несколько раз подумала.
– Тебе шапку подарить? – привычно одёрнул меня мужчина, являющийся по совместительству ещё и нашим тренером, и на этом основании имеющий крайне скверный характер. – Смотрю, уши мёрзнут.
Закатив глаза, я коротко постучала, дождалась разрешения и вошла в кабинет директора. Уютное местечко, ну, как по меркам советского быта: большой рабочий стол с аппендиксом для посетителей, из самого дешёвого дсп, какой только нашёлся на мебельном производстве, что, с помощью таких вот подачек, походу, уходит от налогов; ковёр, затёртый ногами тысяч провинившихся воспитанников, меценатов, будущих родителей и опекунов; стены покрашены в какой-то серо-голубой оттенок, но это заметно только под потолком, потому что всё пространство по периметру заставлено шкафами с непрозрачными дверцами и кое где облупившимся покрытием. Конечно, госпожой всей этой красоты была самая типическая из типических директриса, полная возрастная женщина с пергидрольным, завитым в мелкую кудряшку хвостом на затылке и зелёными тенями под нависшими веками, разумеется, кутающаяся в платок с изображением ни то пионов, ни то гортензий – я в цветах мало чего смыслю.
– Вызывали, – спокойно констатирую я, коротко скользнув глазами по двоим будущим опекунам или усыновителям кого-нибудь маленького и хорошенького из нашего детского дома, и судя по всему, взор их пал именно на мою Алёнку.
Они тоже были практически самыми типическими. Оба средних лет, у женщины красивые черты лица, очень добрая приветливая улыбка и в ушах покачиваются серёжки в виде завитых спиралек, – у меня есть похожие,
