я рванулся обратно, толкнув боком комод и повалив все, что на нем стояло, истошно выругался, но все же врезался плечом в дверь.
– Я же сказал, что нам не нужны ваши чертовы игрушки! И если ты, щенок, еще раз нажмешь эту кнопку и вообще приблизишься к моему сыну, клянусь, я вызову полицию!
Он придержал кепку, будто та могла слететь от мощной звуковой волны, а когда я стал закрывать дверь, вцепился в ручку и с силой тянул ее на себя – какое невиданное нахальство!
– Вам должно быть стыдно жалеть пару бумажек на сына! – крикнул он в узенькую щель проема, и от подобной наглости я невольно позволил раскрыть дверь настежь.
– А тебе не стыдно морочить ребенку голову своей ерундой? – парировал я в возмущении. – Как он расстроился из-за тебя!
– Чего-чего? Из-за меня?! Я просто показал ему медведей…
– Уж показал, так показал! Доволен?
– Да что за черт – он смотрел на них, будто никогда в жизни не видел мягких игрушек…
– И это воистину так: ни мягких, ни твердых, ни никаких-либо иных – не было, нет и не будет! По меньшей мере, пока я отвечаю за его воспитание и нахожусь в здравом уме… И что ты, сопляк, можешь знать о том, как зарабатываются честные деньги, о моем сыне и воспитании детей? Я не стану баловать его подобной чушью!
– Это же преступление!
– Преступление будет, если ты не уйдешь, наконец, отсюда. А теперь проваливай! Вместе со всем своим дрянным хламом.
Блаженством было не видеть его размашистой жестикуляции и не слышать быстротечной речи даже те секунды, пока он хмурил густые брови, покрасневший и весь вспотевший от напряжения моих угроз.
– Я не знаю, за что ему такое наказание, но скажу честно, мистер Фирдан, мне очень нужно продать вам игрушку или меня уволят. Давайте поможем друг другу – вы порадуете сына, помиритесь с ним и посмеетесь, мол, это все шутка, розыгрыш такой, а я не пойду просить милостыню. По-моему все в плюсе!
– Во-первых, у нас с ним все нормально, во-вторых, не советую тебе лезть в чужие дела, а в-третьих, меня мало волнуют твои проблемы – они твои и только твои, и решать их тебе самому, а не кому-то еще, и уж тем более не мне!
На этот раз дверь закрылась медленно и с умиротворительным щелчком замка, который ознаменовал тишину. Вначале мы остались на своих местах, прислушиваясь к шорохам друг друга – я за тем, чтобы, едва раздастся новый звон, мигом распахнуть дверь и прогнать парня с чем-то вроде зонта в руке. И лучшей мелодией этого вечера был его глубокий вздох, а затем глухие шаги по крыльцу и более звонкие, но с приятным декрещендо по каменной плитке. Блаженно скрипнула дверца нашей изгороди… Я чувствовал себя рыцарем, одержавшем осаду замка (лишь одну крохотную битву в этой бесконечной войне!), и мне стало горько от осознания, что в нашем обезумевшем мире проявление разума уже считается чем-то ненормальным и даже постыдным!
Проходя мимо комода, я задержался, чтобы привести упавшие
