Но этому мужику здоровья хватит на двоих.
– Ах, мы всегда так говорим до поры до времени. Да! – спохватилась вдруг Елена Георгиевна. – Знаешь, кто тебе звонил? – она сделала загадочную паузу. – Вера Афанасьевна! Ужасно стыдно, но я её просто не узнала, – и горестно всплеснула руками. – Все насчёт ужасного случая с Женей Лучининым. Мне Стёпа уже рассказал.
– Да, старина, ужасного случая, – хмуро и напористо повторил Степан, снова усаживаясь к столу. – Я тебе сейчас доложу все, что мы узнали. Это так нельзя оставить, черт побери.
– Но сначала иди помой руки, – вмешалась Елена Георгиевна.
Потом Степан рассказывал. Первой обо всем узнала Валя Корсакова: у неё, оказывается, тётка живёт в Окладинске.
Лучинин приехал туда с женой всего год назад из Ленинграда. Ему предложили принять завод. Собственно, это только одно название – завод. Просто большие мастерские. С допотопным оборудованием. Там работает сосед этой тётки. Он ей все и рассказал. Женька то ли что-то проворонил, то ли допустил какие-то злоупотребления или даже хищения. Никто толком ничего не знает, всякие разговоры идут. Но ему грозил суд. Вот он и покончил с собой. Милиция констатировала самоубийство.
Степан говорил отрывисто, глухо, еле сдерживая волнение. Про чай он забыл, и тот стыл в стакане. Степан курил одну сигарету за другой и, каждую минуту прерывая себя, обращался к Виталию с гневным вопросом:
– Ты можешь себе это представить?.. У тебя в голове это умещается?.. Ну, ведь чушь, чушь, верно?
Виталий оглушенно молчал. Он всего этого действительно не мог представить. Чтобы Женька Лучинин что-то похитил? Чтобы его судили? Чтобы, наконец, он покончил с собой?! Нет, это действительно чушь! Этого быть не может!
Он так потом и сказал:
– Этого быть не может!
– Но тогда… Что тогда? – насторожённо спросил Степан. – Ведь в живых-то его нет. Это факт.
– Надо выяснить, как все случилось. По нашим каналам.
– Так ведь именно «ваши каналы» и утверждают, что это самоубийство.
Степан не скрывал насмешки.
– Попросим ещё раз разобраться. Повнимательнее.
– Слушай! – вспылил Степан. – Не притворяйся наивным! Они что, по-твоему, сами себе враги?
– Я не притворяюсь. И наивных у нас нет. В конце концов, поедет кто-нибудь из министерства.
– Ты сам должен поехать! Ты знал Женьку! Это твой долг, черт возьми! Товарищеский, человеческий, гражданский, какой хочешь!
Елена Георгиевна нервно вязала, время от времени с тревогой поглядывая на сына. Внезапно она отложила вязанье, двумя руками поправила пышные белокурые волосы с еле заметкой сединой и строго, как, вероятно, говорила со своими пациентами, сказала:
– Стёпа прав, Витик. Это тебе и папа скажет.
– Меня никто не пошлёт, – буркнул Виталий.
– Пошлёт! – запальчиво возразил Степан и энергично взмахнул
