ручных действий, которые используют науку, имманентную действиям, связанную с ними Naut, в том смысле, что они постигают вещи, которые еще не были сами по себе. В соответствии с этим вся наука может быть классифицирована таким образом, что один вид называется практическим, а другой – просто гностическим. Аристотель идет еще дальше, проводя знаменитое трехстороннее деление: Всякая мысль либо практична, либо поэтична, либо теоретична (Метафизика E 7, 1025. b. 25). Как истинный прагматик, Аристотель определяет мышление следующим образом (Никомахова этика, §2, 1139 a 26): Это мышление есть практическое мышление и практическая истина; в теоретическом мышлении, которое не является ни практическим, ни поэтическим, истинное и ложное занимают место прекрасного и дурного. Даже если истинное и ложное являются содержанием всякого мышления, то содержанием практического мышления является только истина в ее соответствии с правильным стремлением. Доктрина «практического разума» Канта восходит, как верно заметили Брандис и Тренделенбург, к nous praktikos Аристотеля, который основывает всю свою теорию истины на этой фразе, если не в слове, то, по крайней мере, в смысле. Ведь Аристотель также является типичным прагматиком, поскольку он допускает, что весь практический разум связан только с целями. Вся концепция природы у Аристотеля настолько глубоко телеологична, что он осмеливается сделать уже упоминавшееся ранее вопиющее утверждение, что природа ничего не делает без цели или напрасно. По этой причине он не возражает против включения телеологического, которое доминирует в его концепции природы, в логическое, в nous.
Согласно Аристотелю, практический разум заключается в его отношении к целям. Именно поэтому он иногда называет его «практическим разумом, рассуждающим ради цели». Цель (telos) фиксируется раз и навсегда. Здесь нет рассуждений о целях, которые везде самоочевидны, а только о средствах. Врач не советуется сначала с самим собой, должен ли он лечить, ритор – убеждать, политик – издавать ли хороший закон, но, определив себе цель, ищет средства, с помощью которых она будет достигнута (Nicom. Ethics 8, 1112, b, 12). Ибо у нас общее со всеми животными и вообще с живыми существами стремление к радостному и приятному (de anima, β 414. b. 3). Цель – это высшее руководящее понятие всего практического разума. Как каждое отдельное событие в природе, согласно учению материалистов, должно быть подчинено высшему понятию механической закономерности, так и, по мнению архи-телеолога Аристотеля, каждое отдельное действие должно быть подчинено понятию цели как высшему родовому понятию действия (de anima, γ 10, 433, 15).
Поэтому для Аристотеля цель является высшей предпосылкой, conditio sine qua non [основной предпосылкой – wp] (эта фраза, конечно, уже принадлежит Платону) всех действий, так же как закон или идея, согласно Платону, является необходимой предпосылкой и условием всех событий в целом. Как ни странно, Аристотель – такой же индетерминист, как и Джеймс, который в своей «Воле к вере»
