до противоречий (см. раздел 7 ниже: «Диалектический прогресс»).
Гегелевская школа уже давно должна была убедить себя в том, что навязывание признания противоречия как чего-то реального и необходимого как в бытии, так и в мышлении является почти непреодолимым препятствием для принятия и распространения гегелевской диалектики. Поэтому он сосредоточил свое внимание на различении двух видов противоречия, одного, который интеллект справедливо отвергает как абсурд и рассматривает как характеристику не истины, и другого, который, как предполагается, свободен от этого абсурда и представляет собой рациональную форму мысли и бытия. Едва ли можно взять в руки сочинения гегелевской школы, начиная со второй человеческой эпохи после смерти Гегеля, и не встретить в них эмфатического выражения необходимого различия между этими двумя видами противоречия. Можно было бы подумать, что для таких защитников гегелевской диалектики нет ничего более насущного, чем точное разграничение этих двух видов противоречия и точное указание признаков, по которым каждый из этих видов должен быть отличим от другого. Однако такого разграничения и определения можно тщетно искать во всей гегельянской литературе. Как только речь заходит о более точном определении предполагаемого различия между двумя видами противоречия, господа отступают за туманные фразы, заимствованные из гегелевской фразеологии понимания и разума. Это вполне естественно, ведь существует только одно определение противоречия, а не два, и никто еще не попытался показать, что и как это одно определение распадается на две разновидности и как получается, что одна из них якобы представляет абсурд, а другая – высшую истину. При более внимательном рассмотрении приведенных примеров все сводится к тому, что только один вид противоречия, а именно абсурд, соответствует определению противоречия, в то время как второй вид противоречия, который, как предполагается, составляет внутреннее ядро реальности, просто представляет собой противоположности, конфликты или столкновения, в которых отсутствуют самые существенные характеристики определения противоречия.
То, что Гегель называет растворением противоречия, есть не что иное, как реальное растворение, заключающееся в уничтожении видимости, порождающей противоречие, а скорее санкционирование и вложение противоречия, якобы задуманного в его единстве, в новое понятие, которое должно представлять как его уничтожение, так и продолжение его существования. Нас не должно обманывать слово «растворение». Конечно, достаточно часто случается, что даже без пристрастия диалектика, для которого противоречие – манна в пустыне понимания, мы верим, что столкнемся с противоречиями в вещах или в понятиях, именно потому, что человек подвержен ошибкам, и противоречивые следствия очень легко вытекают из ошибочных предпосылок, но тогда возникшее противоречие всегда будет представлять собой верный признак неверного пути, который
