Семён Маркович? – еще больше раскраснелась секретарша. – Шибасовой?!
– Не-е-ет, золотце мое, не Шибасовой. Ведешкин примет, и все, нет больше долгов у нашего парня!
– А-а-а… Ведешкину! – словно бы даже с облегчением выдохнула Полина Ивановна. – Все, поняла, сделаю.
– А я ближе к вечеру, – Мусин подмигнул секретарше, от чего деликатный Лев Самуилович только покачал головой. – К вам, Полечка, загляну с его документиками, да? И мы приказик-то и шлепнем с вами! Лев Самуилович, ты уж, будь ласков, подпиши!
– Подпишу, подпишу, Сёма, раз такое дело, все подпишу!
– Вот и славненько все у нас с вами и сложилось, дорогие вы мои!
Ректор скрылся в своем кабинете, сославшись на занятость, а Мусин, как клещ, вцепился в секретаршу, пока та не напечатала приказ. Освободив листы от копирки, Семён Маркович снова зашел к Льву Самуиловичу и повис над ним дамокловым мечом, для ускорения процесса снова начав разговор о Шибасовой.
Ректор, разбрызгивая чернила, торопливо подписал все три экземпляра, после чего Семён Маркович убрался, наконец, из его кабинета, чем доставил Льву Самуиловичу несказанное облегчение.
– Полина, – серьезно сказал Мусин секретарше. – Береги этот приказ как зеницу ока!
– Хорошо, Семён, я поняла.
– Как только все бумажки оформим, Поля, – продолжал Мусин. – Я сразу к тебе. Этот студент должен учиться!
– Сёма, а это какой мальчик? Черноглазенький такой? Я помню его, хороший мальчишка, вежливый всегда.
– Да, черноглазенький. Утверждает, что не эвхэй, хотя лично у меня на этот счет большие сомнения, – улыбнулся Мусин и вышел из приемной.
Доцент Ведешкин расписался в зачетке неведомого ему студента, лишь мельком взглянув на допуск из деканата.
– Ну, друг мой, вы же, как я полагаю, аллергологию знаете? Времени подучить было вполне достаточно, верно?
– Да, конечно, – несколько напряженно ответил Корольков.
– Ну что же, вот и чудненько, вот и славненько, – Ведешкину было жарко, хотелось холодного пива и на воздух. – Троечка, надеюсь, вас устроит?
Королькова в сложившейся ситуации троечка, вне всякого сомнения, устроила бы более чем, однако откуда ни возьмись в аудитории появился профессор Мусин:
– Ди-ма, – Ведешкин аж вздрогнул: Семён Маркович возник словно из воздуха. – Какая троечка, Дима?
– Э-э-э-э, Семён Маркович?
– Ни э-э-э-э, а четыре, Дмитрий Владимирович, – в упор глядя на Ведешкина, проговорил Мусин. – Остальные условия нашей договоренности я, между прочим, выполнил!
Договоренность ждала Диму Ведешкина в холодильнике на кафедре и состояла из ящика хорошего пива и бутылки армянского коньяка, пожертвованной Мусиным из личного бара. Вспомнив о пиве, Дима написал: «4 (четыре)» и отдал зачетку остолбеневшему студенту Королькову:
– Все,
