и разными непонятными звуками. Лесом детей пугали, чтобы, не дай бог, не забегали туда. Пугали водившимися там волками и медведями, топкими болотами и трясинами, вероятностью заплутать и никогда оттуда не выйти. Сейчас, в полутьме, лес выглядел и вовсе зловеще: то высвечивался полной луной, появлявшейся из-за туч, то вновь погружался в глубокую черноту. Разгулявшийся за окнами ветер резвился с сонными облаками, вынуждая их перемещаться под его напором то в одну, то в другую сторону. Он нахально заигрывал с тоненькими берёзовыми листочками, и те пугливо трепетали в его дыхании.
Путь от кровати до кухни показался вечностью. Томка открыла заслонку, из печки полыхнуло жаром. Печка топилась и летом: на ней бабушка варила обеды, ужины и завтраки. Да и от леса к ночи тянуло прохладой, если не топить, спать было бы холодно. А дрова – вот они, лес рядом. С трудом подняв тяжёлую кочергу, сунула её в горло печи: там всё ещё поблёскивали искорки былого огня. Томка завороженно смотрела на маленькие язычки пламени, обволакивающие чёрную ногу кочерги. Она почти успокоилась, забыв и про окна, и про лес, и про всё остальное.
– Ку-ку! – проснулась и выглянула из часов кукушка. Томка вздрогнула и быстро зажала себе рот, чтобы не закричать. В груди что-то сильно застучало. Томка быстро ухватила кочерёжку бабушкиным фартуком, вытянула её, и, с трудом удерживая перед собой, медленно пошла в комнату. Стало ещё темнее: тучи полностью закрыли небо. Ветер завывал, как мультяшный волк, только ещё страшнее. Тяжёлая кочерга жгла руки даже сквозь тряпку. Хотелось её бросить и бегом кинуться под одеяло к Светочке. Но Томка, упрямо сжав губёшки, твёрдо шла к своей цели.
Занесённая со всего маха кочерёжка опустилась на голову спящей сестры. Светочкин вскрик и запах палёных волос разбудил только бабушку. Люська, вздрогнув во сне, повернулась на другой бок и опять тихо засопела. Томка в испуге отбежала в угол и вжалась в него. Бабушка включила свет, и они обе с ужасом смотрели, как от Светочкиной головы ползёт блестяще-тёмная змейка…
Люся еще в школу не пошла, когда отец уехал к своей сестре в город.
– Хоть бы уж не возвращался, жил бы себе там, – приговаривала бабушка.
Отец и не вернулся, устроился в городе на работу, но вскоре стал настойчиво звать к себе семью. Мать тут же засобиралась, как бабушка её ни отговаривала. Сама бабушка ни за что не хотела с ними ехать, да девчонок стало жалко. Здесь, в городе, мать с отцом года через два всё-таки разбежались. Каждый стал устраивать свою личную жизнь, а девочки остались с бабушкой. Так и выросли без отца, без матери. Худо-бедно, но бабушкиной заботы и любви хватило на всех.
– Виновата я, Люсь, перед Светочкой. Она ведь знала, что я её кочергой убить хотела, но ни разу никому об этом не сказала. —
Тома помолчала и тихо добавила:
– Я и в самом деле могла её убить…
– Ты же чуть не убила сестру. Что ж ты творишь-то, Томка? –
