возникает вследствие бессилия духа»1.
Девушка посмотрела на него и уже было подумала, что он сражен наповал. Но не тут-то было.
– «Каждый мерит страх своим страхом»2.
Она удивленно взглянула на графа.
«Оказывается он не так-то прост. Ну ладно, посмотрим».
– «Чем меньше страх, тем обычно меньше опасность»3.
Незамедлительно последовал ответ:
– «Нельзя рассеивать страх, не постигнув природы Вселенной»4.
– Эпикур? Что ж, милорд, вы достойный соперник, – Джулиана критически посмотрела на мужественное лицо графа.
А он, в свою очередь, впился взглядом в ее прекрасное личико.
– Я думаю, продолжать дуэль нет смысла. С таким прекрасным знатоком философии, как вы, миледи, это можно делать бесконечно.
Она, словно заворожённая, продолжала смотреть на его улыбающееся лицо и заметила маленькие морщинки вокруг глаз. Это делало его таким неотразимым, что девушка поспешила отвернуться, чтобы не поддаваться его очарованию.
– Почему вы презираете опасность? – через несколько минут спросил граф.
– Боятся только трусы. А трусость – величайший грех.
Ему показалось, что голос графини дрогнул, но он пока не мог найти причины столь быстро переменившегося настроения.
– А как же гордыня, сладострастие и тому подобное? Убийство, в конце концов.
– Трусость самый великий грех, так как она совмещает все эти пороки.
– И даже гордыню? – удивился Майнфорд ее философии.
Но Джулиана не ответила. Казалось, она задумалась о чем-то.
В очередной раз взглянув на собеседницу, граф увидел на ее лице отпечаток горечи. Он хотел обнять ее за плечи, но, дотронувшись до кожи, почувствовал, что она дрожит от холода.
– Вы замерзли?
– Да, немного, – тихо прошептала Джулиана, поправляя косынку на шее.
Граф тут же снял с поклажи свой сюртук и заботливо накинул ей на плечи.
– Спасибо, так намного лучше, – девушка улыбнулась, но в ее прелестных глазах по-прежнему была печаль.
Майнфорд решил, что ее состояние вызвано пережитыми накануне потрясениями, но он не мог догадываться об истинном положении дел.
Лес, по которому они шли, был тих и молчалив, словно погружен в какую-то дрему. Но эта дрема не пугала, а, наоборот, вызывала в душе чувство чего-то волшебного, растворенного в сыром воздухе.
Небольшую тропинку, по которой брели наши путешественники, окружали высокие ели и сосны, верхушки которых уходили далеко-далеко в небо, которого не было видно. Чуть прозрачный молочный туман окутывал верхушки деревьев и их основания, отчего казалось, будто гигантские исполины парят в воздухе. Сквозь покрывало тишины иногда слышалось пение какой-нибудь птицы, которой, казалось, вторили
Б. Спиноза
Античный афоризм
Ливий
Эпикур
