достаточно подсох, сидя в тепле, но влага в его вате ещё оставалась. Он сидел за столиком закутанный в полотенце, его одёжка ещё сохла на чердачке.
– Я впервые в жизни что-то кушаю, – сказал Ивашка-Помогашка, поедая свой кусочек пирога. – Пирог вкусный у тебя. Где ты научилась готовить?
– Спасибо! – Маруся расплылась в улыбке, – Меня научила готовить мама.
– У тебя есть мама?
– Да. Она заботилась обо мне, катала меня на коляске, шила мне платья, плела мне косички. Она показала, как готовить еду на игрушечной кухне.
– А разве у игрушек бывают мамы? – спросил недоумевая Топтышка, оторвавшись от мёда.
– А как её зовут? – спросил Ивашка Марусю, видимо, поняв, в чём всё дело.
– Наташа, – отвечала Маруся.
– А как она выглядит?
– Она такая большая, красивая и умная.
– Как Максимка? – спросил Топтышка.
– Какая ещё Максимка? – спросила в ответ Маруся.
– Это наш друг, – отвечал Топтышка. – Он такой же большой.
И тут в мыслях у Ивашки всё встало на свои места. Он, конечно, побоялся, что правда, которую он захотел сказать Марусе, расстроит её. Но врать в лицо этой милой игрушечной девочке он тоже не хотел. И вот он решился.
– Маруся, – начал мальчик, – у нас с Топтышкой был друг. Он такой же большой, как твоя Наташа. Его звали Максимка. Он играл с нами. Он придумывал нам приключения. Он катал нас на машинке. Максимка был ребёнком, маленьким человеком. А мы лишь игрушки. Ты тоже игрушка. Наташа тоже играла с тобой. Она придумал такую игру, в которой она твоя мама, а ты её дочка. Она играла с тобой. Как Максимка играл с нами.
У Маруси улыбка моментально исчезла от услышанного. Она сидела, упустив голову.
– Она не моя мама? – промолвила она.
– Но она тебя очень любила, – продолжал Ивашка. – Как свою дочку. Она даже дала тебе часть своей души.
– Да, и эта часть стала моей душой. Это Старичок-Бодрячок сказал. А ещё он сказал, что Наташа меня выбросила, и меня сожгли, и я попала сюда.
– Потому что она стала подростком. Она поймёт, что поступила неправильно. Прости её.
Тут по щечкам Маруси потекли слёзы из глазок (что не свойственно игрушкам). Затем, она заплакала. Вернее зарыдала. Ивашка понял, что поступил неправильно, даже жестоко, что наговорил лишнего, что стоило промолчать. Он встал из-за столика, подошёл к девочке и прижал её к себе. Топтышка тоже обнял её с другой стороны, позабыв про свой мёд.
– Старичок не сказал, что она не моя мама! – молвила кукла сквозь слёзы.
Так вот в чём дело! Возможно, этот старичок сказал Марусе не всю правду. Наверняка, понимал, что тот факт, что Наташа не её мама, просто добил бы ранимую девочку, которую он и так с трудом успокаивал, когда та рыдала, услышав часть правды.
– Мамы никогда не выбрасывают своих детей, – сказал Ивашка, глядя Марусе в глаза. – Но для Наташи ты была лишь игрушкой. Ты не должна обижаться на неё. Она играла с тобой. Это была
