заупокойную мессу. Крохотная церквушка была полна людей, возле гроба толпились в черных одеждах родственники покойного. На вошедшего Леонида никто не обратил внимания. Из сказанных полушепотом слов соседей он понял, что отпевают молодого парня, односельчанина, застреленного в городе при гестаповской облаве на базаре. Когда месса окончилась, Рокотов подошел к кюре, назвал себя, сказал, от кого он, и произнес две условленные фразы. Мсье Пати, сухонький, с седым клинышком бородки, но совсем не старым, энергичным лицом, быстро ощупывал пришельца живыми карими глазами. Потом удовлетворенно, светло заулыбался, однако улыбка кюре предназначалась не столько Леониду, сколько была отражением каких-то его мыслей.
В небольшой жилой церковной пристройке, где обитал в одиночестве священник, они обо всем переговорили. В беседе, когда заходила речь о тяготах оккупации, об унижении народного духа, кюре не мог сдержать своего гнева, видно было, что ненависть к нацистским насильникам переполняет его. Он не скрывал от мсье Шардона, посланного его личным другом, что исподволь научает свою паству неповиновению оккупантам и поощряет тех из своих прихожан, кто не боится помогать восставшим маки. Сам же он давно оказывает приют тем, кого преследуют боши, кто ищет у него защиты.
– Я многих переправил через границу, мсье. – Живые карие глаза кюре блестели и от возбуждения, и от выпитой деревенской «сливянки». – Среди них были разные люди, но не было ни одного предателя! Истинно так! – Мсье Пати перекрестился быстро, словно отмахнулся. – Вас проведут честные французы! Это ничего, что они занимаются контрабандой – ведь они бедняки, им надо кормиться, – зато дело творят хорошее, богоугодное: помогают ближнему своему спастись от рук кровавых убийц.
Следующим утром кюре познакомил Рокотова с рослым пожилым крестьянином по имени Мишель (тем самым, что ушел теперь к границе вместе с мальчиком). Он оказался угрюмым, несловоохотливым, но опытным и спокойным проводником. Ночью они втроем – Мишель взял с собой сына Пьера – глухими охотничьими тропами обошли посты карателей, оцепивших весь лесной район, и вышли в нужное место.
Подготовительный этап операции прошел сравнительно гладко. Завтра, пятого мая, то есть уже сегодня (Леонид взглянул на часы, стрелки показывали без четверти час), он должен быть за кордоном – там его ждут… Он погасил сигарету о камень, прислушался… Нет, не идут. Но тут же заметил мелькнувшую в кустарнике фигурку, и через минуту на тропинке у ручья появился поднимающийся к нему мальчик.
– Небось, заждался? – сказал Пьер, растягивая в улыбке широкий рот с щербатыми зубами. – Когда волнуешься, время ползет, как улитка, по себе знаю. Все готово. Пошли! Отец ждет нас. Сегодня на той стороне на постах наши ребята.
Рокотов поднял с земли зачехленное ружье, перекинул ремень за плечо, и они пошли, Пьер впереди, он на пару шагов сзади. Рослый Леонид был на две головы выше юного проводника.
Проворно
