провел значительную часть своего правления в центральной клинической больнице, где иногда, то ли для забавы, то ли с целью травануть его посильней и уже наверняка, проводились заседания Политбюро ЦК КПСС.
Такая вот страшная история.
Я почтила его память горючими слезами.
Великая держава вместе с населением запомнила его как безопасного руководителя, который не сделал ровным счетом ничего. И даже не сказал никаких исторических фраз. Ни «мочить в сортире», ни «она утонула»… – никакой этой чуши он не городил.
А уж войн и подавно не затевал: ему после министровых карасиков было как-то не до войн.
Так что я считала его хорошим человеком.
В общем, не учеба, а большая политика занимала мои мысли.
А то они спрашивают, как я сама училась. Ну, как училась… Честнее всего ответить не уклончиво «неровно», а искренне «неважно». Два плюс два научилась складывать – да и ладно, а там и кучер довезет.
Хвостики и совет отряда
(пионерское детство)
Когда мы перешли из октябрят в пионеры и учились классе в шестом, кто-то из класса в совет отряда входил, а кто-то – нет. По принципу уровня оценок и дисциплины.
Нормальные дети (как сейчас говорят – «адекватные») в этот совет входили. Я, разумеется, нет.
Совет отряда собирался нечасто, и вот как-то раз наш классный руководитель Алла Михайловна говорит:
– Так, Куликова. Завтра с Тартаковичем добро пожаловать на совет отряда. Разберем ваше поведение, ваши грандиозные успехи, подумаем, что с вами делать.
Зная заранее, что предстоит, я встала пораньше, нагладила как следует пионерский галстук и сделала два хвостика.
Обычно я ходила как лахудра, с распустившейся косичкой слева и петелькой справа. К третьему уроку я вытаскивала резинки из волос и ходила так. Пионерский галстук пихала в карман портфеля.
А тут думаю – не, прикинусь паинькой. Буду иметь трогательный, беззащитный вид.
И вот совет отряда. Хвосты держались нормально.
Все расселись в зрительном зале.
К веревке у доски Алла Михайловна прикрепила на скрепку рваный листок, на котором Илья Тартакович написал какую-то белиберду.
Уголок листка был оторван. Внизу стояла красная жирная двойка.
Алла Михайловна сказала:
– Предлагаю вниманию совета отряда небезызвестный случай! Пионер Тартакович позволяет себе швырять учителю на стол вот такие, с позволения сказать, контрольные работы. Любуйтесь! Просим героя к доске!
Она плотно сжала губы и покраснела.
Пионер Тартакович, веселый и свободный по характеру, еле сдерживая смех и явно чувствуя себя в самом деле героем, ровно как Чурилин из довлатовского «Чемодана», вышел к доске и встал под рваным листочком. Не хватало знамени, чтоб он мог его трогать.
– Что делать с этой вопиющей наглостью? – продолжала Алла Михайловна. – У меня терпение лопнуло. Какие будут мнения?
– Он
