Не знаю, успеем ли подготовиться к встрече…
– Успеем, дорогая супруга! Успеем!
Разговор родителей за столом протекал безмятежно. Словно они обсуждали погоду, а не мое будущее, и не было причин для волнения.
Закрывшись в комнате после ужина, я предоставила свое тело и разум на растерзание тревоге. Вогнав в сердце неизбежность и страх, подобно палачу с острым клинком, я ощутила, как кислород застревает в горле, не желая насыщать легкие, а тело дрожит, будто лютый мороз сжал меня в тиски своей хладной рукой.
На плечи легло тяжелое одеяло. Если бы можно было укрыться в этом теплом покрове от всего мира… Найти убежище от навязанного будущего…
Неприкаянной тенью я бродила по комнате. Садилась на кровать, подходила к шкафу, брала в руки книгу и, не прочитав ни строчки, убирала ее подальше.
С наступлением ночи, единственная зажжённая свеча, почти догорела. Тусклый рассеянный свет огарка, что тлел на прикроватной тумбе, еле доставал до подушки.
До безумия тихая ночь царствовала снаружи. Ветер не срывал неокрепшую зелень с деревьев, не кружил ее в последнем танце. Капли дождя не стучали о подоконник. Дворовые псы сытно спали в своих будках, не решаясь тревожить молчаливую темень своим заунывным воем. Обласканный покоем, мир вокруг предательски спал.
Только под утро, измучив себя беспокойными мыслями, мне удалось уснуть. Прервался мой целительный сон слишком быстро, не успев дать своей подопечной ни покой, ни здравие ума.
Одним глазом я подглядывала как прислуга, разбудившая меня, ставит поднос на туалетный столик. Она тихо приветствует меня, пожелав: “Доброго утра”, а затем ждёт, когда же я соизволю встать с кровати.
О каком "добром утре" может идти речь, если оно началось с разочарования? На подносе у Рины, моей личной горничной, не было завтрака, горячего кофе или ромашкового отвара, что было бы очень кстати. Нервы у невесты сдали ещё на прошлой неделе. На натертой до блеска поверхности подноса, лежали украшения и аксессуары для волос. Девушке было приказано привести в порядок молодую хозяйку.
Выдрессированная до совершенства, младшая дочь рода Ноа, после умывания, беспрепятственно позволила усадить себя на табурет перед зеркалом.
Стараясь скрыть раздражение во взгляде, я онемело наблюдала, как на моей голове рождается вычурный каскад из завитков и бусин. Чтобы хоть немного отвлечься от печального вида своих волос, навеянного современной модой, позволила себе порассуждать о всякого рода глупостях.
Например: глядя на молодую Рину, не обладавшую тоскливым взглядом, в отличие от ее госпожи, и всегда искренне улыбающуюся, я представила себя на ее месте. Точнее, посмела вообразить, чтобы было бы, если бы я родилась в бедной семье? Смогли бы меня принудить к браку в юные семнадцать лет, или я была бы вольна сама выбирать?
Но романтизировать жизнь несостоятельной девицы без условий, строгости, этикета и родовых обязательств, оказалось не так весело, как думалось в начале.
Желать судьбы человека, который трудится от зари до заката? Стирает простыни, сооружает из непослушной копны волос элегантные прически, утюжит сотни метров ткани, когда сам ходит в скромной одежде. Закупается на рынке свежими продуктами и тащит тяжелую корзину в хрупких руках. Помогает на кухне, моет пол, и еще тысяча обязанностей.
О чем я вообще думаю?
В голове прозвучала фраза матери, изложенная мне неоднократно, о том, что я должна быть благодарна судьбе за то, что родилась в семье известных аристократов, и замужество – это дар!
Голова закружилась. То ли от неизбежности, то ли от недосыпа, а может просто от несогласия со столь навязанными устоями. Внутри рождался протест. Хотелось выкинуть поднос с украшениями в окно, разбить зеркало, открыть дверь и крикнуть во весь голос, что никуда я не пойду! Особенно замуж!
Со всей пылкостью я желала доказать, что правила и традиции рода Ноа, создаваемые веками, не для меня, но воспитание не позволяло!
За дверью послышался шелест тяжелых нижних юбок. Буквально через минуту в комнату зашла Метида.
– Выглядишь ужасно! – Вместо приветствия бросила она.
Я еле сдержала злой смешок и наградила взглядом вошедшую теми же словами. Сестра сильно поправилась после рождения второго ребенка. Ее грудь еле влезла в строгое зеленое платье, корсет скрипел от каждого движения. Щеки были подкрашены румянами, скрывая бледность. Выглядела она в моих глазах сильно несчастной и глупой. Однако сестра улыбалась, всем своим видом показывая, что счастлива тому положению, в котором она находится.
Не понимаю ее! Между нами разница в возрасте всего пять лет. Неужели в двадцать два года я буду выглядеть также, как она? Уставшая, располневшая, думающая только о желаниях мужа и кормлении
