моя, – прошептал король. – Я хочу изложить вам свою последнюю волю.
– Малейшее желание вашего величества, – свои слова Екатерина Парр сопроводила кивком, – закон для этой страны.
– Это секрет. Я долго его оберегал. Он достался мне еще от отца. Теперь мне угодно, чтобы он перешел к Эдуарду, и я хочу вас об этом просить.
– Для меня будет честью исполнить любую вашу волю.
Генрих смежил веки: короткая передышка меж приступами боли кончилась.
– Монахи! – простонал он. – Монахи!
Слова его были наполнены вязким ужасом.
Не духи ли обреченных им на костер папистов толпились сейчас вокруг ложа, глумясь над его гибнущей душой? Своей монаршей силой Генрих разорял католические монастыри, прибирая к рукам все их богатство, а братию безжалостно карая. Руины да трупы – вот и все, что оставалось от их былого величия.
Огромным усилием овладев собой, Генрих снова разлепил веки.
– Перед самой своей смертью отец поведал мне о некоем тайнике. Предназначенном только Тюдорам. То место я тщательно оберегал и бережно им пользовался. Мой сын должен о нем знать. Вы скажете ему о том, моя королева?
Странно: столь безжалостный при жизни, не верящий никому и ничему, этот человек у порога смерти вдруг посвящает ее в самое сокровенное. Невольно закрадывалась мысль, не очередная ли это уловка с целью проверить ее. С полгода назад он уже, помнится, устраивал нечто подобное, когда у Екатерины случайно зашел с ним спор о вопросах веры. Этой ее ошибкой тогда мгновенно воспользовался епископ Винчестерский Гардинер, добившись королевского разрешения на ее арест и дознание. К счастью, Екатерина тонко раскусила подоплеку заговора и сумела вернуть себе монаршее благоволение. И в итоге от двора оказался отлучен сам Гардинер.
– Разумеется, я с радостью выполню все, о чем вы меня попросите, – заверила она. – Но почему бы вам самому не рассказать о том вашему сыну и наследнику?
– Он не может лицезреть меня в таком виде. К себе такому я не допускаю никого из моих детей. Только вас, моя королева. И я должен знать, что вы исполните это поручение.
Она набожно и благодарно облобызала ему руку.
– Это даже не подлежит обсуждению, мой король.
– Тогда слушайте меня.
Коттон Малоун знал: солгать было бы проще, но для поддержания восстановленных с бывшей женой отношений решил сказать правду. Пэм смотрела с пытливой внимательностью, характерной для ее лица в такие моменты. Только глаза на этот раз смягчались пониманием сложности обстоятельств.
Ему было известно нечто, о чем не знала она.
– Как смерть Генриха VIII соотносится с тем, что произошло с тобой два года назад? – спросила она.
Коттон начал было рассказывать, но затем остановился. О тех часах в Лондоне он давно не вспоминал. А между тем они на многое открывали
