утверждали другое, будто бы игрушку заводит сам хозяин…
– Да. Так ведь они могут в паре это делать – вместе! – сказал раздраженно Евсей.
– Не понимаю, зачем им это нужно?
– Напугать кого-то хотят!
– Кого?
Старик поднял глаза. Он не спешил с ответом. Сидел и внимательно разглядывал начальника сыскной, склонял голову то вправо, то влево. По всей видимости, ему было что сказать, но он раздумывал, стоит ли говорить полицейскому. Фома Фомич это понимал.
– Так кого они хотят напугать?
– Вы вот у меня спросили: «Кто в доме камфорой лечится?» А я сказал: «Не знаю…» Ну так вот, это неправда, знаю я, кто камфору использует.
– Кто?
– Арина Игнатьевна! И, стало быть, я так думаю, обезьяна шла в ее комнату, но почему-то спутала дверь, она ведь тут рядом с моей!
– Постойте, постойте, а как быть со словами обезьяны «Здравствуй, Евсеюшка!», как с этим быть?
– Увидала меня и поздоровалась!
– Нет, нет! – энергично замотал головой фон Шпинне. – Как это? Этого не может быть! Обезьяна, напомню вам, просто игрушка, внутри которой находится механизм. Он говорит: «Протасов Миша, здравствуй!», больше ничего. А если голос обезьяне поменяли, я могу это предположить, то она должна была сказать: «Здравствуй, Аринушка!», а не «Евсеюшка»! Вам, наверное, померещилось!
– Куда там! Я все слышал, я ведь не глухой, как они все думают…
– Значит, обезьяна шла к вам!
– Зачем она тогда несла камфору, я ведь не больной?
Начальник сыскной только диву давался: они разговаривают со стариком как два умалишенных из Пантелеймоновской больницы, наделяют игрушку человеческими качествами. Если бы их сейчас слышал чиновник особых поручений Кочкин, ох и посмеялся бы, подлец, а потом, к случаю и нет, поминал бы этот разговор.
– Зачем она вам несла камфору, я сказать не могу.
– Шла она не ко мне, а к Арине Игнатьевне. Савва хочет ее со свету сжить.
– Что? Ну ладно – муж! Но я не могу поверить, чтобы сын замышлял против матери!
– Да в наше время все может быть! Кто такой этот Сергей? Гимназист, а это почти революционер! Так порой на меня глядит, даже страшно делается. Вот скажите мне на милость, чему их там, в гимназиях, учат? Да и зачем они, гимназии эти? Зачем? Вот мы раньше читать, писать научились, и все, хватит. А главное, ума ведь у нас не меньше, чем у них. Не меньше, даже больше, если присмотреться. А у них только бахвальство одно, а чего ни спросишь, не знают, вот как! И что для них мать или отец? Да они убьют и даже не скривятся. Нет, эти гимназии, они к добру не приведут. Я так думаю, закрывать их надо! – заключил Евсей Маркович.
– Да! – согласился с ним Фома Фомич. – Верно вы все говорите, надо эти гимназии закрывать, а то действительно…
– Вот-вот, я же вижу, вы человек не дурак, не зря в полиции служите. А Савва с сынком точно задумали Арину Игнатьевну со свету сжить! Я же за ними наблюдаю, а порой и прислушиваюсь. Они думают, я дурак, а я не такой уж и дурак, как это им представляется…
