структуры, открытую и иносказательную социальную критику и фантазии о внеземном мире, функционально сближает их экспериментальную анимацию с «Путешествием на Луну». Однако, в отличие от творения Мельеса, «Межпланетная революция» так и не была окончена и на большой экран не попала, так что единственной вехой раннесоветской астрокультуры в кинематографе осталась «Аэлита», чуть менее двусмысленная в политическом отношении экранизация романа А. Н. Толстого16.
Сочетание стремительного технологического прогресса в области ракетостроения (плюс энтузиазм по этому поводу) с отсутствием строгих канонов киноязыка допускало невиданную до тех пор степень экспериментирования на экране. Тем не менее сам космос в ранних научно-фантастических фильмах, вышедших задолго до первых ощутимых результатов космических программ, неизменно – и полностью согласуясь с колониальной или социалистической повесткой того времени – представал как несколько обобщенная неизведанная территория, которую требовалось обуздать и покорить военными средствами. Последующие десятилетия внесли существенные коррективы в представления о космосе, встроив конфликты, войны и насилие в совершенно конкретные пространственно-временные рамки17. Можно объяснить это тем, что киножанры выкристаллизовывались постепенно, обрастая собственными отличительными чертами, поклонниками и стратегией продвижения на рынке, а кроме того, и появлением четких политических решений в области кинематографа, в особенности в Советском Союзе и странах социалистического блока, где кино регулировалось непосредственно государственными учреждениями, проводившими в жизнь идеологическую политику партии и правительства.
Америка в поисках своего радикально другого, рецепт «классического нф-блокбастера» и десятилетия молчания Восточного блока
Если довоенная космическая кинофантастика была сосредоточена на способах, которыми разные версии космического будущего могли бы расширить горизонты человечества, выведя его за пределы современных политических режимов, то научная фантастика после Второй мировой войны приняла иной вектор развития. Хотя запуск на орбиту первого спутника и первый пилотируемый полет в космос были не за горами, советская киноиндустрия относилась к жанру научной фантастики с прежней опаской – ведь канонизированные в сталинские времена художественные нормы соцреализма никуда не делись. В рамках соцреализма, безраздельно царившего в кинопроизводстве до конца 1950-х годов, научной фантастике предписывалось исследовать потенциально осуществимые варианты «ближайшего будущего». Кроме того, в советской киноиндустрии фантастика не получала отдельного финансирования: как правило, ее относили к категории кино «для детей и юношества». Этими двумя факторами и объясняется как малое количество вышедших картин,
Подробный анализ см. в [Christensen 2000].
Обзор восточноевропейского послевоенного кинопроизводства в связи с политической обстановкой см. в [Liehm, Liehm 1980].
