приказа, надо, как говорится, ковать железо, не отходя от кассы.
Трое драгун с натугой перли с верха тело кабатчика. Опаньки, похоже, моя спасительница перестаралась, и допросить его не получится. Печально… впрочем, этот тать не единственный.
– Слушайте сюда, лишенцы! – стараясь быть максимально убедительным, обратился я к уцелевшим разбойникам. – За то, что вы на меня напали, я могу вас перевешать без суда и следствия, и мне за это ничего не будет. Но я, движимый христианским состраданием, не желаю лишних смертей, посему готов дать вам шанс на жизнь, а может, и на свободу. Я знаю, что вы тати и душегубы, и прячете где-то здесь награбленное. Тот из вас, кто выдаст мне это место, получит свободу, а если место будет не одно, еще и награжу. Думайте быстрее, а то я велю своим солдатам разнести здесь все по бревнышку и все одно найду.
Бандиты угрюмо молчали – возможно, и впрямь не знают. Это не есть хорошо, – конечно, можно сделать так, как я сказал, но тогда в тайне все сохранить не получится.
– Господине, – попытался кто-то привлечь мое внимание. О, да это моя спасительница. – Господине мой добрый, я видела тайный погреб, куда хозяин прятал награбленное!
Ну, золото, а не девка! Нет, не зря я ее выбрал. Однако ее слышал не только я, и одна из «ночных бабочек» с криком «Молчи, паскуда» кинулась к ней с ножом. Впрочем, намерение ее осталось неосуществленным: один из драгун сделал взмах палашом, и тело, разрубленное почти пополам, упало к нашим ногам. Ну что тут поделаешь, кто к нам с мечом, тому мы этот меч и засунем… глубоко-глубоко!
Поутру со двора питейного заведения выехала пара возков, доверху набитых конфискованным добром. Кладовые татей оказались довольно обширны. Были там и связки меха, и рулоны дорогой ткани, и изрядный сундучок с монетами и ювелиркой, называемой здесь «узорочьем». Дорогое оружие, драгоценные оклады с икон и многое другое, чего я не успел разглядеть в спешке.
– Что с татями делать? – спросил меня Клим.
– А ты не знаешь? – ответил я ему. – Сам понимаешь, нельзя их отпускать.
Кабак, как и положено подобному заведению на Руси, стоял на отшибе, потому когда он занялся огнем, окрестные жители не сразу это заметили. Пытавшихся тушить мои драгуны отгоняли плетьми. Подъехавшему на коне в сопровождении ярыжек целовальнику Клим по моему приказу поведал – мы-де по обыкновению охотились на татей, а они заперлись в корчме и так яростно отбивались, что ненароком сгорели. Тот помялся, но возражать не посмел, и мы отправились домой.
Явившись в занимаемый мною терем, я первым делом решил отправиться в баню. Чем мне нравилась жизнь в Новгороде – так это баней. Не то чтобы в Европе были трудности с помывкой. Напротив, в каждом приличном постоялом дворе была большая лохань, где путешественник мог смыть с себя дорожную грязь, а в Швеции и вовсе бань, точнее саун, ничуть не меньше, чем в покинутой мной реальности, но все не то. Нигде вас не попарят так веником, не напоят душистым квасом, как у нас. У нас? Ну да, у нас.
Плеснув ковш кваса на каменку, я растянулся
