у меня есть красная накидка и Аксель.
Вместе мы добьемся успеха.
Он делает глубокий вдох и кивает. Он собирает сумку, отдает мне мою карту и обматывает вокруг шеи красную полоску, которую я сделала для него, – пока что это шарф. Он закрывает ставни и оставляет записку для Данцеров на прикроватном столике.
Мы крадучись выходим из дома через переднюю дверь. Закрываем ее за собой, пересекаем пастбище и идем к деревьям, окаймляющим Лес Гримм, к месту, куда прошлым летом вошла Зола. Данцеры соорудили для нее небольшой памятник из сложенных друг на друга камней, почти как надгробие.
Сразу за ним Аксель останавливается у ясеней и смотрит на деревья. Я чувствую, как история этого места давит на него, ощутимая, как тяжелый воздух перед грозой. Я беру его за руку.
– Мы найдем ее. У нас получится.
Его взгляд остается прикованным к деревьям и их крепким ветвям, спящим великанам.
– Благодаря красному цветку? – Он качает головой. Легкая дрожь пробегает по его пальцам. – Неужели все так просто?
– Доверься мне.
– Я не доверяю не тебе, а лесу.
Я дергаю его за руку, и он наконец смотрит мне в глаза.
– Все благоволит успеху в этом путешествии. Я видела знаки. – Красная Карта выпала именно в тот день, когда я нашла красный колокольчик и осознала, что именно с его помощью окрашена моя накидка. Это не может быть совпадением.
Улыбка трогает его губы, смягчая уголки рта.
– Ты и эти твои знаки.
Я переминаюсь с ноги на ногу, чтобы не упасть, не уверенная, что прячется в его насмешке: раздражение или нежное веселье. Вера в суеверия у меня в крови, возможно, это след бабушкиной семьи гадалок. Она научила меня многим приметам, и жители деревни делились со мной своими верованиями. Я собираю их в своей голове так же, как и знания о лесе. И то и другое будет сопровождать меня в этом путешествии.
– Доверься мне, – снова я прошу Акселя.
– Пытаюсь.
Я выпрямляю спину, по крайней мере настолько, насколько позволяет мой искривленный позвоночник.
– Тогда на счет «три»?
Он резко выдыхает и расправляет плечи.
– Хорошо.
– Один.
Теперь у меня тоже дрожат пальцы.
– Два.
Холодный пот стекает по шее.
– Три.
Мы сжимаем руки друг друга.
Вместе мы заходим за черту.
Наша обувь касается земли Леса Гримм.
Какое-то время я не дышу. Когда в мои легкие наконец попадает воздух, у меня вырываются короткие вздохи, такие же неуверенные, как и шаги, когда мы заходим глубже. Я даже замечаю, что иду на цыпочках. Пять футов, десять футов… пятнадцать ярдов, двадцать. Ветви не хлещут нас, корни не извиваются, и земля не разверзается, чтобы поглотить нас целиком. Наши изумленные взгляды встречаются, когда мы продолжаем путь без происшествий.
Когда
