style="font-size:15px;"> Обстановка представляет собой шкаф, канделябр с тройным разветвлением и кровать. По полу раскинулась большая звериная шкура тёмного густого меха с целой головой. Это медведь. Его мёртвые, пустые глаза – словно два озерца, отражающие свет факелов. Вздёрнутая чёрная губа навеки застыла в оскале боли. Россиль никогда раньше не видела медведя, ни живого, ни мёртвого, ей встречались только изображения этого зверя на печатях или боевых знамёнах. В Бретони медведей уже истребили, но в этих диких краях, разумеется, они ещё водятся. Она наклоняется рассмотреть поближе изогнутые жёлтые зубы медведя, каждый – длиной с её палец.
Банко зажигает свечи, и холодные каменные стены блестят в разлившемся сиянии, как навощённые.
– Пир уже начался. Лорд ждёт вас.
Россиль выпрямляется, ощущая предательскую слабость в коленях, словно её кости обратились в студень.
– Да. Мои извинения. Я сейчас оденусь.
Одно мгновение, не дольше выдоха, она ждёт, уйдёт ли Банко. У шотландцев странные обычаи в отношении женщин. Ходят слухи, что здесь до сих пор соблюдают закон первой ночи, the droit du seigneur: право лорда делить жену со своими людьми, подобно тому, как он распределяет между ними добычу из военных походов. Эти слухи так терзали Россиль, что, даже смирившись с неотвратимостью своей помолвки, после этой новости она не спала и не ела несколько дней – и даже не пила. Её губы побелели и растрескались, и Хавис пришлось силой вливать ей в рот разбавленное вино.
Россиль доводилось слышать о шотландском короле Дурстусе, который отрёкся от своей законной жены Агасии. Из-за этого его люди принудили её к близости и унизили самым злодейским и подлым образом. Россиль было двенадцать, когда она узнала эту историю, но уже тогда она понимала, что это означает.
Но Банко безмолвно разворачивается и выскальзывает за дверь. Они с Хавис вновь остаются вдвоём, и Россиль едва не оседает без сил на медвежью шкуру.
Единственный слабый проблеск облегчения – словно косой луч света проступает сквозь расселину в камне – приносит ей то, что кровать в комнате достаточно велика, чтобы они с Хавис могли спать вместе, но явно не сможет вместить ещё и лорда.
Они обе раздеваются молча. Нагота, даже среди женщин с глазу на глаз, – это не принято, неприлично. Тело следует охранять пуще золота. Сверкнуть обнажённой лодыжкой – всё равно что обронить драгоценный кулон, чтобы все заметили, как он со стуком падает наземь, и поняли, что это богатство (а возможно, и ещё большее) принадлежит вам. Что ещё скрывается в вашей сокровищнице, у вас за пазухой? Получится ли это украсть? Нельзя винить мужчину за то, что он возжаждал приманку, которой его подразнили, словно пса – куском мяса.
Служанка, военный трофей, девушка незнатного, по местным меркам, происхождения – Хавис легко могла бы утратить содержимое своей сокровищницы. Но всё же место при Россиль спасло её – спасло от посягательств пьяных придворных, от их жадных рук. Она девственна, как монашка. Вскоре из них двух она останется
