только Бурханеддин поднимал эту тему и после смерти Абдул-Хамида, и после смерти Решада. Всякий раз, когда умирал султан, даже сверженный за много лет до своей кончины, кто-то получал свободу. Это могло быть в прямом смысле, как произошло после смерти Мурада, когда дети и внуки, проведшие в заключении многие годы, получили возможность покинуть дворец Чыраган, бывший их тюрьмой. Дети Абдул-Хамида и Решада, не ограниченные физически, были лишены права выбирать то, что им по сердцу. Абдулкадира и Бурханеддина вынудили отказаться от возлюбленных. И если Абдулкадир, будучи бунтарём по натуре, до последнего отстаивал право любить не по приказу, а по велению сердца, то Бурханеддин, на первый взгляд, легко принял волю отца в этом вопросе. Но после смерти Абдул-Хамида, практически ровно год назад, он проговорился Зияеддину, что теперь ничто не мешает ему быть вместе с любимой. Кроме правил и порядков, которым они вынуждены следовать. «О чём ты?» – спросил Зияеддин тогда двоюродного брата. Бурханеддин лишь сказал: «Она вдова» и «Мы не сможем быть вместе в Османской империи». «Только Европа сможет принять нашу любовь», – заявил тогда Бурханеддин, впервые подняв тему вывода денег за границу. Несколько месяцев спустя, после смерти султана Мехмеда V Решада, Бурханеддин пришёл к Зияеддину со словами: «Теперь и вы обрели свободу следовать велениям сердца». И снова заговорил о том, что там, на Западе, это будет проще. Но Зияеддин и тогда не согласился, следуя веяниям сердца лишь слегка. Только по вторникам. В остальное время он – хороший врач, любящий отец, заботливый муж и разумный шехзаде. Всё, как положено, как ожидают от него, от представителя великой династии Османов.
– В сложившейся ситуации, я совершенно уверен, и наш отец воспользовался бы возможностью обезопасить будущее династии.
– Это не безопасность, это проявление бесчестия!
– Я всё равно не поеду, – пытаясь остановить зарождающийся спор между сыновьями Абдул-Хамида, сказал Зияеддин. И понимая, что от него потребуют объяснений, продолжил:
– В Париже для меня может быть небезопасно. Тем более практически сразу после проведения этой мирной конференции. И неважно, какое решение на ней примут по отношению к нашей стране.
– А разве в годы войны было безопаснее? – подозрительно спросил Нуреддин.
Для Бурханеддина сказаного вполне достаточно, чтобы понять – и в этот раз Зияеддин отказывается помогать. Но молодой шехзаде жаждал логичных объяснений. И если Бурханеддин, обладая отменным красноречием, смог завуалировать истинную причину под желанием обезопасить династию, то Зияеддину ничего не оставалось, как рассказать о том, что имеет значение только для него:
– Я думаю, вы знаете, что я покровительствую Танбури Джамиль-бею. Уже всё готово к записи первой пластинки этого поистине великого турецкого музыканта. И запись запланирована как раз на те дни, когда проводится съезд дерматологов. Я
