исподлобья: что он скажет.
– Дорогой мой, так не пойдёт! Не будешь соблюдать всё, что я сказал – он у тебя отвалится! – восклицал Зияеддин, выразительно показывая рукой ниже пояса пациента.
Солдат, испуганно икнув, начинал причитать:
– Что же теперь делать-то, доктор? А если… не отвалится же, да? Если я сделаю сейчас – не отвалится? Доктор, как же я буду без него? Это как-то… Да не по-мужски будет, доктор. Меня же засмеют, меня же… Нет, доктор, так не пойдёт. Говорите, что делать. Всё сделаю, доктор.
Зияеддин, пытаясь держать серьёзное выражение лица, наставлял непослушного пациента впредь исполнять все предписания врачей. «Как они не замечают этот весёлый блеск у меня в глазах?» – размышлял Зияеддин, смотря в круглое зеркало, стоящее среди инструментов на полке, и ожидая, пока очередной солдат разденется.
Многие пациенты впадали в ступор, узнавая, что врач, к которому они приходят с очень деликатными проблемами, – член правящей династии. С тех пор, как падишахом стал Вахидеддин, градус удивления снизился. Рассказывать интимные моменты своей жизни легче племяннику султана, нежели сыну султана. Зияеддин в таких случаях всегда повторял: «В первую очередь – я врач. И вы пришли ко мне как к врачу. Всё остальное – за этими дверями. Но выходя за эти двери – я забываю то, что происходило здесь и кого я здесь видел».
В годы правления Мехмеда V Решада журналистов с Запада интересовало чрезвычайно сильно: как так может быть, что сын правителя, принц по крови, лечит простых людей? Да ещё и от болезней, которыми легко заразиться. Ни в одной королевской семье подобного явления не встречалось. «Почему вы, в отличие от всех принцев вашей династии, избрали не военную карьеру, а медицину?» – спрашивали у него, ожидая, видимо, какой-то невероятной истории. Зияеддин им красиво рассказывал о призвании, об особом предназначении, что есть у каждого человека и нет смысла сопротивляться ему. «Если пойти против того, что для каждого определил Создатель, – всё, к чему прикоснёшься, превратится в камень или песок. Мы несём жизнь лишь когда следуем тому, что для нас предназначено. Даже если это выходит за общепринятые рамки и законы общества, предписанные для нашего социального статуса», – воодушевлённо произносил шехзаде заученные слова. Он никогда не умел так красиво изъясняться. Сын его дяди Абдул-Хамида, известный своим красноречием и, говорят, именно за это и любимый жестоким султаном, составил защитную речь сразу после того, как Зияеддин начал учёбу в медицинской академии. Используя эту речь всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал: «Почему вы стали врачом и лечите простых людей?», Зияеддин удивлялся – и как семилетний мальчик мог составить такие идеальные предложения? А ещё с грустью осознавал, что настоящее предназначение у него в чём-то другом. Точно не в лечении людей. Прошло двадцать пять лет с тех пор, как он стал врачом, но не чувствовал, что несёт жизнь. Да, лечит. Да, спасает иногда жизни своим лечением. Но жизнь
