кого сорвать злость. Первым ей подвернулся Санька.
– Че сидишь? Постоянно… как чучело. Отрастил себе… Что такое на лице? Неужели вообще нельзя все убрать? – Она попыталась зачесать сыну волосы назад: ссадина посреди лба краснела, будто собиралась кровоточить. – Подожди, что еще такое?
– Споткнулся, – попытался выкрутиться Саня.
– Значит, споткнулся? Александр… Рябинины не врут!
Они молча смотрели друг на друга, и Саня, заикаясь, выдавил:
– Мам, ты только не сердись…
Саня рассказал родителям обо всех утренних приключениях. И о крыше, и о хулиганах под мостом. И о неудачном угоне чьей-то новенькой иномарки, к тому же теперь разбитой до неузнаваемости.
В гостиной Федор обработал сыну ссадину, приговаривая:
– Ничего, теперь все. Готово. До свадьбы заживет.
Надежда воткнула в пепельницу незажженную сигарету.
– В общем, оставляем Вику дома – сейчас пойдем в милицию. Ясно?
– Че так сразу-то? – Федор, как всегда, хотел сгладить углы. – Может, его не видел никто. Тебя заметил кто-нибудь, а?
Санька пожал плечами.
– Федя! – запричитала Надежда Александровна. – Какая разница, видели его или не видели? Ты понимаешь, у тебя сын – вор?! И пусть теперь несет ответственность за свои поступки! Ясно?
– Мам… – возразил Саня.
– Я помамкаю щас тебе. «Мам…»
– А если ему дадут реальный срок и отправят в детскую колонию? – осторожно поинтересовался Федор.
– Слушай, че ты несешь?! Не отправят! Сплюнь! – Надежда толкнула Саньку рукой. – Давай! Топай!
Федор вздохнул:
– Может, брату твоему позвоним? Посоветуемся?
– Я щас позвоню брату. Я щас так позвоню… брату! По нему тюрьма плачет. Брату… Че ты расселся? Живо!
Федор попятился в сторону кухни. Видеть жену в таком настроении, да и ехать в отделение, ему ни капли не хотелось.
– Федь, ты куда?
– А?.. Я? Живот че-то… прихватило.
– Федь, мы тебя ждем внизу.
– Ага, – грустно протянул Федор.
Надежда Александровна перевела взгляд на Саню:
– Ну, пошли.
В отделении царила тишина. Опер в гражданской одежде заполнял протокол, исподлобья поглядывая на мрачное Санино лицо. Родители стояли рядом с видом преступников, ожидающих, когда их позовут на эшафот.
– Кто был инициатором угона? – холодно спросил опер.
– Я, – ответил Саня.
– Сообщники? Фамилии, имена, клички?
– Нет, я был один.
Опер оторвался от протокола.
– Уверен? А по показаниям свидетелей в машине было два подростка.
Мать вступилась:
– Саш, я не понимаю, кого ты защищаешь вообще?
– Я же говорю, я был один! – Саня почти повысил голос.
Дверь
