заклинания! Любая баба в деревне – ведьма, а девки-чертовки так и норовят парней заморочить.
Но это мелочи, ерунда, дело житейское, а настоящее колдовство идёт от башни. Тот мой кум, который глухой, однажды собственными глазами видел, как на море у замка сел лебедь, встрепенулся, обрызгал себя водой, и превратился в такую красавицу, что в целом свете подобной не сыщешь. А надо вам заметить, что кум на женщин просто глядеть не мог: он был женат шестнадцать лет, и супруга ему досталась, не приведи господи! Шальная баба, прости меня, Симеон-молчальник, за злословие, но в нашей деревне вам об этом любой скажет. Уж как она им помыкала, – кумом, конечно, не Симеоном, – уж сколько он с ней горя познал, сколько от неё вытерпел! Говорят, он и глухим от всего этого сделался: не мог больше слышать, как она его ругает, вот и оглох. В конце концов, она от него ушла, – так наш кюре брак расторгнул, хотя никогда эдакого не делает, и еще прибавил, что когда она попадёт в ад, туго там придётся нечистой силе, сам сатана не выдержит этой женщины и сбежит из преисподней.
Мудрёно ли, что после такой жены кум потерял всякий интерес к бабам, спрашиваю я вас? Но стоило ему увидеть красавицу-лебедь, как он сразу в нее и влюбился, старый пень! Голоса её кум не слыхал, понятное дело, но этого и не надо было: глядела она на него ласково, головкой покачивала и ручкой манила, как бы говоря: «Иди ко мне, мой милый, иди!».
Пропал бы кум, совсем пропал бы, да чудо его спасло: в это время как раз ударил церковный колокол к обедне; кум очнулся, схватился за свой нательный крестик и прочитал молитву. В тот же миг красавица превратилась в лебедя, взмыла в небо и улетела.
– Как же он услышал колокол? – спросил монах. – Ведь твой кум глухой.
– А-а-а, святой отец, вы-то, кажется, должны понимать, что колокольный звон мы слышим не ушами, а душой! – не растерялся крестьянин. – У кого душа глухая, тот колокола не услышит, а у кого чуткая, тому и слух не нужен.
– Извини, сын мой, ты прав… А славно ты рассказываешь, хорошо у тебя это получается.
– Ещё бы! – просиял крестьянин. – Пожили бы вы у нас в деревне, святой отец, много бы чего услышали. Зимние вечера у нас длинные-длинные: собирёмся мы у кого-нибудь дома, – и такие истории тут рассказываются, такие тайны открываются, что иным ученым монахам и во сне не приснится. Простите меня, святой отец.
– Ничего, ничего…
– Так вот, про говорящую рыбу. Селёдка ходит у нашего берега косяками, по размеру не очень большая, но есть одна громадная рыбина, рыба-король, и живет она возле всё той же проклятой башни. Откуда я знаю, спросите вы меня, и я вам отвечу, – никакого секрета здесь нету, – что чуть было не поймал эту громадную рыбину, а разговаривал с ней, вот как сейчас с вами.
Вышел я, стало быть, в море, забросил сеть, – и с первого раза ничего не поймал. Забросил в другой раз – ничего. Забросил в третий – и тут у меня сеть подёрнуло и потащило, едва на ногах устоял! Держу, однако, крепко, не выпускаю, потихоньку выбираю сеть из воды, а сам чувствую, как в ней что-то большое
