Марлин.
– Я просто подумал, как это могло вообще получиться.
– С мужчинами всегда так, их надо подвести к теме, хотя у них на уме совсем другое.
– Например?
– Ну, кто кого ведет, Дональд?.. Давай перейдем к делу. Скажи, почему ты так спешишь, зачем тебе нужна информация о Гейдже?
– Я действительно спешу, и мне нужен его файл.
Она молча передала мне большой конверт, и я начал его просматривать.
В конверте лежали фотографии покойного дяди и молодого Эмоса тех лет, снятые, возможно, лет десять назад. В конверте также лежала копия одной из статей завещания, из которой явствовало, что завещатель, горячо любивший сына своего брата и не имевший, кроме него, других родственников, сомневался в способности племянника вести себя прилично и с достоинством, в случае если он внезапно наследует столь огромную сумму. Исходя из этого, покойный и завещал все деньги через опекунский фонд. Если к тридцати пяти годам Эмос Гейдж не будет признан виновным в совершении какого-либо серьезного преступления, деньги должны быть полностью переданы ему, а фонд ликвидирован.
Если же названный Эмос Гейдж умрет, не достигнув этого возраста, или будет признан виновным в совершении тяжкого преступления, тогда и только тогда половина всей суммы должна пойти на нужды тех организаций, в которых у завещателя были свои интересы, а вторая половина денег достается наследникам, если таковые, помимо Эмоса Гейджа, отыщутся, или его детям.
Затем следовал список организаций, имевших отношение к системе образования, а также различных благотворительных учреждений.
Одним из опекунов назывался Джером Л. Кемпбелл, именно ему завещатель доверял больше других. В случае его смерти прежде, чем фонд будет ликвидирован, его место должен был занять дублер, имя которого называлось. В случае смерти дублера называлась следующая замена.
Из газетных вырезок я понял, что Кемпбелл был банкиром, а оба его дублера – адвокатами.
Я вернулся к письменному столу Марлин, которая в это время разговаривала по телефону с каким-то репортером из газеты. Разговор был, видимо, забавным, она смеялась, пока разговаривала, и чертила указательным пальцем игривые завитушки на поверхности стола.
Зайдя к ней за спину, я нажал пальцем на рычаг телефона.
В гневе Марлин обернулась ко мне, ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего, но гнев внезапно погас, и она протянула ко мне свои губки. Я наклонился и поцеловал ее. Это был всего второй поцелуй в нашей жизни. Поцелуй – это все, чего можно ждать от рыжеволосых девушек.
Когда Марлин оторвала свои губы от моих, она тут же с негодованием заявила:
– Я бы очень хотела поверить, что ты разъединил телефон, чтобы меня поцеловать, но интуиция мне подсказывает, что тебе нужны другие вырезки и ты не мог дождаться, пока я закончу говорить.
– Джером Л. Кемпбелл… – проговорил я.
– Настоящий джентльмен по крайней мере солгал бы, – с упреком сказала Марлин.
Она дала мне легкую пощечину,
