лучшими друзьями! Бекзод-ака был нам почти отцом! Как следователи могут думать негативно о тебе, Тимур?
– Об этом лучше спросить самих следователей, – огрызнулся я. – Но меня смущает кое-что…
– Что?
– Потом скажу, – ответил я, понимая, что мой телефон с этого момента прослушивается, и лишне сказанное может потом повернуться против меня или… против моей жены. Нужно узнать, на месте ли ее шпага или она действительно попала в дом Ибрагимова и стала орудием убийства. У меня было чувство, что этот клинок принадлежал Индире, только я не мог понять, кто мог похитить и принести его сюда? Капитан Абдуллаев был уверен, что убийца – женщина. Значит, в городе есть еще кто-то, для кого фехтование – профессиональная работа.
«Надо будет спросить у Индиры о ее подружках или знакомых из спортивной среды, может, сумею нащупать кое-что», – подумал я, при этом осознавая, что такие же мысли могут быть и у следователей. Настырный Васильев наверняка начнет направлять запросы в спортклубы и стадионы, а там его выведут на мою супругу, во всяком случае, подозрения у него относительно меня уж точно укрепятся.
Моя супруга хотела еще о чем-то спросить, однако я отключил мобильник – в данной ситуации универсальным казалось правило: «молчание – золото». После чего огляделся. Я стоял на тротуаре под кронами чинар, огромных деревьев с раскидистыми ветвями и крупными листьями, которые создавали приятную тень. Чинары, с их характерной корой, как будто обвивающей стволы спиралью, величественно возвышались, привнося в этот жаркий день ощущение прохлады. Их ветви колыхались от легкого ветерка, а листья тихо шептали, словно делясь друг с другом тайнами.
Солнце уже било по голове своими горячими лучами, и люди находили спасение под крышами домов, транспорта и деревьями. У проезжей части под зонтами сидели подростки, которые продавали всякую мелочь: конфеты, курагу18, курт19, сигареты, даже бананы, а у некоторых были изделия домашней выпечки – самса, пироги, пирожки «гумма»20. Эти дети не отдыхали летом, они работали, чтобы помочь своим семьям. Лишь обеспеченные родители могли позволить себе отправить чадо в летний оздоровительный лагерь. Такова уж проза современной узбекистанской жизни. На фоне ярких вывесок и обилия товаров, у каждого продавца был свой уголок, наполненный звуками и ароматами, которые смешивались в воздухе, создавая уникальную атмосферу местного рынка.
По пыльным и раскаленным дорогам мчались автомобили, водители которых не всегда соблюдали правила движения. Легковые машины и старые «девятки» с торопливыми водителями, увлеченными своей дорогой, иногда на полной скорости пересекали перекрестки, не обращая внимания на красные светофоры. Пешеходы, с другой стороны, тоже забывали о «зебре» и перебегали проезжую часть, где не полагается. Сигналы светофоров игнорировались, и казалось, что здесь правила дорожного движения существуют лишь для вида. Воздух был насыщен звуками гудков, и в толпе людей, словно в каком-то хаосе, каждый спешил по своим делам, несмотря на опасности.
Курага – сушенный абрикос.
Курт – сушенный творог, скатанный в шарик.
Пирожок «гу мма» – жаренное тесто с потрохами. В советское время «гумма» называли более прозаично «ухо-горло-нос», может, потому что его чаще продавали возле больниц и Ташкентского медицинского института.
