палец пистолетом и большим пальцем спустил воображаемый курок. Пух.
– Прямо с утра, – повторил Чейз, кивнул Деборе, покосился на Джекки и вышел.
Некоторое время мы все молчали. Джекки собрала бумаги, которые он бросил на стол, и просмотрела их.
– Странно, – нахмурилась она.
– Что? – спросил я.
Она тряхнула головой:
– Так, ничего. Просто… я хочу сказать, это выглядит так, словно я изображаю из себя звезду. «Все из-за меня!». А это не так, так что забудем об этом.
– Не забуду, если вы не скажете, в чем дело, – возразил я.
Джекки скрестила руки на груди и с сожалением улыбнулась мне.
– Декстер, это ерунда. – Пока до меня доходило, что она в первый раз назвала меня по имени, она поспешила продолжить: – Я хочу сказать, это просто дурацкое совпадение. Когда Роберт назвал даты убийств, это… Я была там, как раз в то время. Снималась в паре фильмов. В Нью-Йорке в сентябре, в Лас-Вегасе в июне. – Джекки тряхнула головой и помахала в воздухе бумагами. – Я же сказала, забудем. – Она похлопала себя по бедрам. – Что будем делать дальше?
Возможно, Дебора и ответила ей что-то, но я ее не услышал. Глядя на то, как Джекки поворачивает голову к Деборе, от чего ее золотистые волосы взметнулись на мгновение в воздух, я почувствовал, что где-то глубоко в сокровенных темницах Декстера что-то щелкнуло, и опустил взгляд на фотографии, которые до сих пор держал в руках, и…
Свет померк, и я откликнулся на шелест черных крыльев. Я оседлал их, и слился с ними, и позволил им поднять себя к темным ветрам, и мы взмывали вверх, в ночное небо. Мы поднимаемся кругами, ускоряя полет до тех пор, пока вокруг нас не оказывается ничего, кроме холодного, лишенного звезд неба, – и только одна алая тропа на земле внизу ведет нас куда-то, светлая, будто освещенная десятком солнц. И тут я их вижу. И мы пикируем к этой алой светящейся тропе, и я снова с ними, с женщинами с полицейских фотографий, я стою над ними и смотрю на то, как они бьются, пытаясь освободиться от веревок, и все до одного их мускулы, каждый дюйм кожи, каждая кость беззвучно кричат от боли, но это не останавливает меня, а только подстегивает к новым восхитительным штукам, и я начинаю делать их, а она отворачивается от меня, поэтому не видит, что я собираюсь делать, а ведь она ДОЛЖНА видеть это, она должна видеть МЕНЯ, она ДОЛЖНА смотреть, потому что именно за этим я все и делаю, ради одного, ради того, чтобы она меня УВИДЕЛА, и я хватаю ее за волосы, за великолепные золотые волосы, и рывком поворачиваю ее голову, и вижу ее лицо…
…и это НЕ ТО ЛИЦО!
И от этого я прихожу в ярость, и дергаю ее за волосы еще сильнее, за эти прекрасные золотые волосы, прекрасные, но не те, что мне нужны, хоть так похожи, точь-в-точь как у НЕЕ, но все-таки НЕ ЕЕ волосы, и после этого все уже неправильно, и хотя я пытаюсь представить себе ЕЕ лицо на месте этого, и я кончаю, но когда смотрю вниз на то, что сделал, я вижу, что это не то, и вспышка гнева пронзает мой череп, и электрическим разрядом сводит мою руку, и я хватаю свой нож, холодный, безразличный нож, и полосую им ее лицо, совсем
