мной теперь была мягкая кровать, укрытая белоснежной простыней, которая ощутимо отличалась от той грязи и гнили, где я был всего пару мгновений назад.
Да и сам я был накрыт такой же белоснежной простыней, будто труп в морге – только живой. Неприятное сравнение, конечно, но по-другому и не скажешь. Однако чувствовал я себя явно лучше, чем тогда, когда впервые пришёл в себя. Голова ещё болела, но уже не так сильно, и перед глазами не двоилось. Состояние, конечно, всё ещё далёкое от идеального, но я мог двигаться и думать относительно ясно, что уже было обнадеживающим знаком.
Я начал оглядываться, пытаясь понять, где нахожусь. Да, комната, в которой я находился, не была грязным переулком, но и до номера люкс, в которых я останавливался в своих многочисленных командировках, ей было ой как далеко. Судя по убранству, это была больничная палата. Небольшая, без изысков: две кровати, по обе стороны от каждой – маленькие тумбочки, над которыми висел телевизор, а в углу стоял крошечный холодильник. Вторая кровать была заправлена настолько аккуратно, что складывалось впечатление, будто на ней никто никогда не спал – всё слишком безупречно, слишком стерильно.
А самое главное и приятное – в палате я был один.
Я сбросил с себя простыню и медленно сел на кровати. Всё тело протестовало – мышцы ныли, как будто я провёл несколько часов в изнурительных тренировках. Я хотел встать, но, взглянув на своё тело, понял, что лучше немного подождать. Что-то было не так.
Моё тело выглядело… странно. Оно было не тем, к которому я привык. Нет, это по-прежнему был я, но не тот я, который просыпался по утрам в последние годы, а будто я вернулся на несколько лет назад. Это было тело моего восемнадцатилетнего «я». Довольно неплохое тело, по-юношески гибкое, не жирное… Но ему было ой как далеко до той универсальной машины, в которую я превратил его за последние десять лет.
Я провёл рукой по плечу, и знакомый шрам от старой детской травмы тут же подтвердил, что это всё-таки моё тело, но из другого времени. Мама тогда чуть с ума не сошла, когда я угодил плечом на ржавый гвоздь, все боялась, что я схвачу столбняк, даже несмотря на прививку. А вот и родинка на груди – привычная, на своём месте, между третьим и четвёртым ребром.
А вот неровный, местами выщербленный и исцарапанный камень, то ли вплавленный то ли вживленный в кожу чуть выше и левее этой самой родинки.
Тронув его пальцами, я вздрогнул от неожиданного осознания. Это не просто камень. Он ощущался как часть моего тела, несмотря на то, что выглядел чужеродным предметом.
Чтобы разглядеть это чудо, сперва я разыскал ванную комнату, спрятанную за крошечной дверкой. Крошечное помещение с душем, унитазом и раковиной, но главное, что меня интересовало – это зеркало. Подняв подбородок, я долго всматривался в отражение: серо-коричневый камень, огранка небрежная, форма неправильная, но легко и без труда узнаваемая. Вне всяких сомнений – это был тот самый артефакт, который я нашёл перед схваткой с наёмниками, и в битве за который мы все погибли. В том числе и я. И теперь артефакт прочно
