им мало достанется от грабежа.
Отец приплыл на плотах в Верхнеусинское ночью 19 мая 1931 года, а 20 мая была объявлена высылка. Получилось, что мужики бесплатно горбились на строительстве плотов, и делали они их не для сплава зерна в Абакан, а для самих себя. Даны были сутки для сбора. И предъявлены требования: скот и всю живность в хозяйстве не забивать (всё сразу же описали), с собой брать вещей по пуду на одного человека и запастись едой на две недели. К каждому дому был выставлен стражник, чтобы ничего из дома не выносили и чтобы там не скапливались люди. Сообщили во всеуслышание, что обжалования действий властей не принимаются: таков революционный порядок. И остаётся тайной, куда повезут раскулаченных.
За нас никто не заступился. Проводить пришли только мамины сёстры (их не высылали). Вместе поплакали, попереживали. Родители растерялись: что можно было собрать в дорогу за отведённые сутки? Мама с бабушкой рыдали. Лишь дети вели себя спокойно. Да и кто здесь мог помочь? Нашу судьбу решили власти, и мы были в их полном распоряжении. Только и оставалось, что переживать.
По линии отца выселялись почти все родственники. Первым «этапом» ссыльных из села отправили около сорока крестьянских хозяйств из трёхсот дворов обоих сёл и окрестных заимок. Это было более 10 процентов населения бывшего Усинского района.
Что же мы всё-таки могли взять с собой в ссылку? В то время в семейном «капитале» было около 16 рублей, остальное составляли дом с постройками и домашний скот.
Старикам власть разрешала остаться. Нашей бабушке Устинье Васильевне предложили уехать к «благополучной» дочери в Туву, но она категорически отказалась: «Поеду туда, куда гонят эти ироды моих детей и внуков!» Оставалось решить, что делать с самой маленькой дочерью Дусей. Ей исполнился только годик. Сёстры уговорили маму оставить девочку у них. Мол, когда устроитесь на новом месте, приедете и за ней. Думали, это будет скоро, но «скоро» длилось целых тринадцать лет.
Родители долго совещались, что взять из вещей и продуктов. Объявленные нам шестнадцать килограммов груза стали обязательным ограничением. Одежды хорошей в доме не было, кроме вещей мамы. Она принесла их в дом при замужестве. Забрали все овчинные шубы, потники (войлоки), на которых спали дети, две подушки, тёплое одеяло, самотканые половики, чугунную ступу, сковороды (одну из них мама мне подарила, когда я обзавёлся семьёй, и эта сковородка до сих пор хранится у меня как дорогая реликвия) и мясорубку, которая принадлежала двум семьям (нашей и тёти Фроси). А из продуктов брать было нечего: ржаная мука, пшённая (просяная) и овсяная крупа, масло, сушёное мясо. Свежее брать не разрешалось. Зарезали только куриц, потому что их не учли при описи. Да и сохранить мясо в жару было невозможно. В общем, пару недель можно было перебиться с семьёй с нашими продуктами.
В день высылки нас подняли рано. Предупредили о времени посадки на подводы. В тот день нам уже было запрещено заниматься хозяйством, поскольку оно теперь принадлежало
