побольше! Помогало. Он и секретные пакеты через передовую доставлял и в атаки поднимался, и у пулемётов лежал – палил из орудий прямой наводкой по врагу. Не щадил боец-Расимка своей жизни ради правды на земле!
– Давай, сынок, ребята на передовой голодные, – просил старшина.
И Нацмен – с автоматом и пищевыми термосами и пайками для защитников, четыре километра пробирается сначала по хлипкому мосточку, затем по-пластунски под обстрелом, по рытвинам и воронкам – ужом ползёт-торопится кормить ребят… живых.
Бойцы – в окопах. Над головами свистят пули. И – взрыв! Воронка. А на краю воронки… вырастает солдатик – Расимка! За спиной – термос с супом, в руке – термос с кашей! Парнишка увешан фляжками с чаем, водой и наркомовской водкой… Одна фляжка прострелена, и обливает Расимку кипятком. Но он этого не замечает, он рад, что добрался, что принёс горяченькую еду бойцам!
– Ребята! Налетай!
Его мигом стаскивают за ноги в воронку – фляжку-то с чаем подбил снайпер, и не исключено, что сейчас он метит и в самого Расимку.
Бои, бои. Подолгу не меняли бельё, не мылись в бане – не до этого. Вши кишмя кишели на каждом. «Мылись» ночами в сугробах! Или в ручьях и речках, если встречали на пути. Иногда, конечно, и машины помывочные подходили. Обносились вконец. Нательное и свитера, сапоги-ботинки снимали с немцев, да и со своих убитых, а что делать – не босиком же бегать! Частенько тыловики-снабженцы не торопились одевать солдат-защитников в чистое, свежее.
Старшина чертыхался:
– Прихожу к ним, а они сидят там, развалились, рожи красные: «Чё, мудак, за обмундированием явился?» Я – им: «Ага! Ребята совсем обносились – рваньё одно». А этот… интендант сраный с поросячьей мордой: «А на хрена? Там же всё равно вас всех поубивают! – и хохочет, как сволочь последняя: – Гляди-ка, обмундирование ему…» Ну терпеть дальше уже невмоготу, я выхватываю гранату, руки трясутся со злости: «Ну, мать вашу! Щас всех вас отправлю на тот свет!» Испугались: «Да не бзди, счас получишь! Уж и пошутить нельзя… нервный какой. На, вот, расписывайся». – Вот же тыловые крысы. Их бы хоть на пять минут к нам сюда, на передовую!»
Приходилось… всё приходилось Расиму: санитаром раненых с поля боя волок да их оружие впридачу, убитых бойцов хоронил. Похоронил и очкастого Федьку – погиб в битве за деревню. «Да чё же это я, тварь равнодушная, ничего у Федьки-то не спросил!» – ругал себя Нацмен последними словами. У мёртвого Федьки искал медальон с адресом – не нашёл. Видать, как и многие, боялся Федька притянуть смерть медальоном! «Может, ложка…» И ложку не нашёл. Расимка тоже медальон не носит. Он на ложке, как и многие, адрес накарябал да ложку за голенище всякий раз и закладывает. Только одно знал Расим, что Фёдор на гражданке известным баскетболистом был.
Да… Много хоронить пришлось… Порою, освобождая путь для быстрого наступательного марша Красной Армии, приходилось стаскивать с дороги и своих и немцев и наспех предавать земле в общих могильных ямах и тех и других.
