его употребляли лишь хищные кланы и только у себя дома, вдали от посторонних глаз, – и так же легко рассталась с мобильным телефоном, уяснив, что на территории твердынь не работает электроника.
Лилиан была приятно удивлена, узнав, что положение Высокого Дома – не пустые регалии, а настоящий статус, и с некоторым опозданием поняла, что Тиор, ведущий с ней долгие беседы, ее дед, в чьих печальных глазах порой проскальзывала искра веселья, – Владыка клана, пользующийся у воронов непререкаемым авторитетом и уважением.
Лилиан с головой окунулась в новую жизнь, которую она, казалось, не столько узнавала, сколько вспоминала. Все в этом новом мире ощущалось правильным, естественным и постепенно становилось привычным. Просыпаясь каждое утро, она кидала взгляд на витраж под потолком, гадая, в какую картину он сложился сегодня. Затем спешила вниз, в библиотеку, скользя рукой по теплым перилам лестницы, где ее уже ждал простой завтрак – кувшин пины и какая-нибудь выпечка, в приготовлении которой Тоори, кухарка Марака, не знала себе равных. Там, вдыхая тягучий и сладкий аромат пины и хрустя свежей булочкой с невиданной в мире людей начинкой, Лилиан просматривала сделанные накануне записи или искала информацию в старинных фолиантах, стоящих на подворачивающихся нужным боком полках.
Она бродила по комнате, ступая в теплые прямоугольники света – каким-то неведомым образом солнце всегда светило в окно библиотеки, – вдыхала запах старой бумаги и дерева, поглаживала полки и стены.
К середине дня Тиор освобождался от своих дел, и они вместе обедали, совмещая трапезу с очередным уроком. Наколов на вилку печеный перец или помидор, Лилиан что-то торопливо добавляла в свои заметки, которые становились все более объемными.
Так протекали дни, и Лилиан уже не могла представить, что когда-то Марак был ей чужим. Темный снаружи, он оказался невероятно уютным внутри: с изменчивой высотой потолков, многочисленными коридорами, изгибающимися под разными углами, и лестницами с широкими ступенями, на которых было так удобно сидеть. Хотя библиотека оставалась любимым местом Лилиан во всем замке, она свободно бродила по всем этажам, подмечая происходящие с твердыней мелкие, но значимые перемены: здесь стену укрыл гобелен, которого не было еще вчера, а тут появились дополнительные светильники, раз она полюбила там читать. Постепенно расширялись окна, пропуская внутрь больше света, и в золотистых лучах танцевали пылинки, а из служебных помещений слышались повеселевшие голоса прислуги.
За обилием информации потихоньку притуплялась боль от потери родителей. Вначале Лилиан часто ловила себя на мысли: «Надо показать маме», и осознание невозможности сделать это выступало горечью на языке, сдавливало горло. Но молчаливое тепло дома, внимание Тиора и искренняя забота слуг, принявших Лилиан почти с восторгом, делали ее горе не таким невыносимым, притупляя его острые углы. Постепенно, шаг за шагом,
