с серебристой оторочкой, и Тиора оглушает разлившийся в воздухе запах соли и дождя. Он медленно вдыхает, не опуская взгляда и чувствуя, как сердце пропускает удар.
– Ша-Базаард, вы когда-нибудь замечали, как разносится звук по туманам?
Вопрос звучит почти безмятежно, но Тиор сильнее вдавливает трость в землю: они оба знают, что туманы безмолвны как могила.
– И как же?
– Очень быстро. На одном этаже шепнешь – на другом слышно.
Тиор невольно косится на дом, замерший рядом, как дремлющий у ног хозяина пес, – даже не оборачивается полностью, а лишь чуть дергает головой в сторону темных окон, но этого достаточно.
– И как же зовут мою будущую госпожу? – Тень усмешки могла бы выглядеть дерзкой, но оказывается усталой.
Тиор вспоминает девочку с растрепанными косичками и покрасневшими глазами, стоящую в пятне солнечного света посреди библиотеки.
– Ее человеческое имя ничего тебе не скажет. А нашего она еще не имеет.
– Не имеет…
Фраза свинцовой тяжестью повисает в воздухе. Тишину наполняет лишь шелест кленов, черными стражами застывших вдоль дороги.
– Как жаль. Ведь за каждым хеску стоит его род. Только люди живут сами по себе… – Слова падают в ночь медленно, весомо, и прямой взгляд наполняет их тяжестью истинного смысла. – Но кого заботит, что там происходит с людьми, правда?
Тиор кивает, крепче сжимая в руке трость, скользя пальцами по серебру клюва. Прохладный ветер вдруг кажется ему совсем холодным, сладость ночных цветов выжжена горечью соли и дождя.
– Не думал, что у тебя самый острый в туманах слух, – наконец произносит он.
– Никто не думал. – И снова тщательно отыгранная безмятежность скрывает двойное дно каждого слова. – В частности, те, кто считает меня и вовсе глухим.
Тиор снова кивает, неожиданно резко ощущая и нависающую громаду замка рядом, и неохватность земли под ногами.
Несколько секунд он стоит не шевелясь, уподобившись недвижимым статуям у входа. Тяжело вздохнув, вновь поднимает устремленный было к лесу взгляд на нежданного ночного гостя.
– Почему ты пришел? Почему ты?
Тито пожимает плечами, оглядывается на луну, ласково заливающую серебром его силуэт.
– Помню я один день. Дождь лил как из ведра…
Тиор тоже помнит: несвойственная Мараку непогода, сырость, пробравшаяся в зал с тускло горящими свечами, – и долговязый мальчишка, приносящий клятву верности своему Владыке.
Он позволяет уголкам губ чуть дрогнуть, поднимаясь. Делает глубокий вдох, ощущая убаюкивающие объятия ластящегося ветра. Так мало времени, так много забот.
Он кивает Тито, отпуская его, и тот уже готов скрыться в тени леса, но в последний момент все-таки оглядывается:
– Туманы ищут тебя, Владыка.
Слова разливаются в напоенном
