очевиден даже без этих слов; ведь если бы в вещах не было раздоров, все вещи были бы едины, как он говорит: «Когда они собрались вместе, раздор стоит снаружи» [36] Отсюда также следует, что благословенный Бог менее мудр, чем все остальные; ведь он не знает всех элементов; ведь в нем нет раздоров, а знание – это познание подобного через подобное. Ибо по земле, – говорит он,
мы видим землю, посредством воды – воду,
Эфир – богоподобный эфир, огонь – расточительный огонь,
Любовь – любовь, а раздор – зловещий раздор.
Но – и это то, с чего мы начали, – очевидно, по крайней мере, что из его теории следует, что раздор является в равной степени причиной как существования, так и разрушения. И точно так же дружба не является особой причиной существования, ибо, собирая вещи в Единое, она уничтожает все остальные вещи – и в то же время Эмпедокл не называет никакой причины самого изменения, кроме той, что вещи таковы по своей природе.
Но когда раздоры усилились в конечностях,
И в честь вступали, как время исполнялось.
Которое назначено им по очереди могучей клятвой.
Из этого следует, что перемены были необходимы; но он не показывает причины этой необходимости. Но пока, по крайней мере, он один говорит последовательно; ведь он не делает одни вещи тленными, а другие нетленными, но делает тленными все, кроме элементов. Трудность, о которой мы сейчас говорим, заключается в том, почему одни вещи тленны, а другие нет, если они состоят из одних и тех же принципов.
Пусть это будет достаточным доказательством того, что принципы не могут быть одинаковыми. Но если принципы различны, то одна из трудностей заключается в том, будут ли они сами нетленными либо тленными. Ибо если они тленны, то, очевидно, должны состоять из определенных элементов; ведь все вещи, которые погибают, погибают, будучи разложены на элементы, из которых они состоят; из этого следует, что до принципов существуют другие принципы. А это невозможно, независимо от того, имеет ли процесс предел или продолжается до бесконечности. Далее, как будут существовать тленные вещи, если их принципы будут уничтожены? Но если принципы нетленны, то почему вещи, состоящие из одних нетленных принципов, будут тленными, а состоящие из других – нетленными? Это не вероятно, но и не невозможно, либо требует больших доказательств. Далее, никто даже не пытался утверждать, что принципы различны; они утверждают, что для всех вещей существуют одни и те же принципы. Но они проглатывают трудность, о которой мы заявили вначале, как будто считают ее пустяком.
Самый трудный вопрос из всех и самый необходимый для познания истины – это вопрос о том, действительно ли бытие и единство являются субстанциями вещей и является ли каждая из них, не будучи ничем другим, соответственно бытием или единством, или же мы должны спросить, что такое бытие и единство, подразумевая, что у них есть
