выходи, мало-мало, турма пайдеш! – направили коней на толпу татары с калмыками. Но Мясникова и след простыл: прикрытый товарищами, он поспешил вон с площади.
Экзекуция продолжалась. Арапник в руках палача Тугушева все так же зловеще свистел, сдирая со спины Ваньки Зарубина клочья белой, не загорелой кожи. Вся спина покрылась уже кровоточащими красными полосами. Чика, перестав скрежетать зубами, грязно матерился, посылая проклятья Матюшке Бородину.
– Отольются тебе, иуда, казачьи слезы! Будет ужо тебе, каиново племя! Будет!.. Чтоб тебя черти в пекле на вертеле поджарили, поросячий отросток! Чтоб тебе в задницу кол вошел, а во рту твоем поганом вышел! Чтоб у тебя ноги отсохли и ты на двор до нужника не ходил, а под себя гадил! Чтоб у тебя загребущие руки отвалились и ты чарку с горилкой до блевотного рыла своего не донес! Чтоб у тебя на шее зоб вырос, на спине – горб, а на лбе – хрен жеребячий! Чтоб ты до утра не дожил, а твою матерю сатана на косогоре тискал…
В толпе на площади от слов Зарубина смеялись казаки и стыдливо прикрывали расшитыми утирками рты казачки. Мартемьян Бородин побагровел от злости. Подлетев к татарину, резко выхватил из рук его арапник, сам заработал им по исполосованной, окровавленной спине Зарубина. Атаман хотел выбить из уст истязуемого мольбы о пощаде, крик боли, но в ответ на удары по-прежнему летели только отборная площадная брань и проклятия.
Глава 9
Начало Яицкой смуты
Тимоха Мясников этим же вечером осторожно поскребся в оконницу, затянутую бычьим пузырем, неказистой, бедной хатенки Михаила Атарова. Открыла ему Мишкина жинка, красивая молодая оренбургская казачка Варвара.
– Чего надо? – строго спросила она, как и все городские хозяйки опасавшаяся за своего супруга: как бы не влез, дурень, в крамолу против войскового атамана, видевшая во всяком пришлом госте смутьяна и разбойника, особенно в Тимохе – лучшем дружке битого только что на майдане Зарубина.
– Мне бы Михаила Родионыча на пару слов… – робко замялся на пороге казак.
Михаил вышел на голос из горницы в накинутом на плечи нагольном тулупе и в шапке, поманил Мясникова на улицу.
– Пойдем на двор, Тимофей. В хате сидеть – жарко от печки. Запаримся.
Тимоха охотно направился вслед за Михаилом, во дворе зашли за старую баню, присели на чурбаки под раскидистой старой вишней. Закурили трубки.
– Видал, что Бородин вытворяет? – без обиняков начал Тимофей Мясников. – Сегодня Чику выпорол, завтра и до нас черед дойдет… Совсем обнаглел, собака!
– А что сделаешь? – безнадежно глянул на собеседника Михаил. – У них, у старшин, сила, а у нас что?
– Врешь, Михаил, – не согласился Тимоха, – это нас, войсковых – сила, потому что мы – народ! А народ завсегда прав… А их, старшин и псов их верных, сколько? Горсть… Их смести – нечего делать! А прогоним Матюшку Бородина со старшинами – нам воля! Нового
