ним. Сказать ему всё. Излить слова, тяжким грузом лежавшие у меня на сердце, готовые сорваться с губ. Но что, собственно, могла я ему открыть?
Когда маленький человечек закончил свою обличительную речь, Ноам заговорил, и звук его голоса резанул мне слух. Я представляла себе его голос тихим, мягким, а он оказался громким. С хрипотцой и ломкостью в конце фраз. Ноам пояснил свою позицию в деле, которым им предстояло заняться. Речь его была размеренна, он говорил твердо, убедительно. Затем они перешли на другую тему, более интересную для меня. Коллега упрекал его в беспрестанных ночных похождениях, в ненужных связях. Его критика забавляла Ноама, и он отметал ее краткими, ироничными репликами.
Я порадовалась, услышав, как он смеется.
Почти час я подслушивала их разговор, притворяясь, что читаю книгу. Услышанное лишь подтверждало то, что я знала об этом человеке.
Ему не нужна моя правда. Она принадлежит только мне одной. Раскрыть ее ему было бы чистым эгоизмом.
Да, я знаю, что наши жизни скреплены смертью, но что дает мне основание думать, будто, рассказав правду, я облегчу ему жизнь?
Я встала и вышла.
2
Элиза протянула Ноаму чашку.
– Успокоительный отвар, – объявила она, состроив гримасу. – Все, что я нашла у тебя в шкафу. Тебе надо бы кое-чего прикупить, братец.
Ноам ответил сестре нежным взглядом. Его восхищали ее утонченность, невозмутимость, которую она сохраняла при любых обстоятельствах, сила характера. Но дороже всего ему была ее чуть ли не материнская любовь к нему.
– Что ты так на меня смотришь? – спросила она.
– Ты великолепна.
– Ты – единственный мужчина, который так думает, Ноам.
– Скорее, я единственный мужчина, который это говорит.
Элиза села напротив Ноама, провела по его волосам, чтобы пригладить непокорную челку.
– Я собираюсь к папе, – сказала она.
Лицо Ноама стало жестким.
– Опять?
– Ты прекрасно знаешь: я хожу к нему каждую неделю.
– Тогда зачем каждый раз мне об этом говорить?
– Потому что я все еще надеюсь, что ты когда-нибудь решишься и пойдешь со мной.
Он встал и подошел к окну.
– К чему все это? Он же тебя не узнаёт.
– Иногда болезнь отступает, и тогда он вспоминает меня, называет по имени, и мы с ним разговариваем.
– При чем тут болезнь? Он забыл наши имена еще до того, как у него замкнуло мозги.
– Не надо так, Ноам. Как ты можешь по-прежнему держать зло на старого, потерявшего рассудок человека?
– Позволь тебе напомнить, что это он всю жизнь держал на меня зло.
– Это ты сам придумал.
– Слушай, давай лучше сменим тему, – устало предложил Ноам.
– Нет! Я и правда хочу, чтобы на этот раз ты пошел со мной.
Ноам
