станция «Зеленодольская», с живописными видами на холмы и долины. Чуть притормозили около полустанка «Журавли». На краю крошечной деревеньки я успела разглядеть несколько длинношеих колодезных журавлей – явление в наше время довольно редкое. От почерневших, изъеденных временем деревянных удилищ на меня будто дохнуло древностью, а еще вдруг ясно привиделся темный круг воды, застывший неподвижно на самом донце меж замшелых позеленевших бревен сруба, и, кажется, даже повеяло вечной сыростью прямо из глубины колодца. А еще гигантские клюющие птицы навеяли мне что-то из области ветряных мельниц эпохи дон Кихота. По идее, эффектное зрелище должно бы вызывать интерес и ностальгию у горожан, уставших от цивилизации и городской обыденности. Но по пассажирам этого как-то заметно не было. Еще мне казалось, что поэтические названия станций: «Бирюзовые ключи», «Новородниковое», «Боровое озеро», «Седая заимка» и даже немудреная «Карасевка», а главное, сама мать-природа за окнами нашего пригородного поезда – не должны оставить равнодушным никого из присутствующих. Увы! Никто и не думал выражать свой восторг. В основном, наши попутчики пребывали в дреме. Из бодрствующих лишь единицы пытались читать, вяло разворачивая газеты, или без малейшего интереса пролистывали журналы. Остальные просто томились от жары и скуки с ватным выражением лица. В окно никто не глядел. Мне хотелось им крикнуть: «Люди, проснитесь! Вы что, не видите? Красотища-то какая вокруг!
Под конец поездки Соня тоже не выдержала, стала хныкать и ворчать:
– Господи, когда уже мы приедем? Пить охота невозможно. Кончатся мои мученья когда-нибудь? Невыносимо…
…Ее раздражало буквально все. И храп соседа: в конце длинного пути старик «совсем распоясался» и выводил рулады уже на весь вагон, и неприятное ощущение в желудке, оставшееся после переедания сладостей: «только изжога от этих твоих палочек!», и духотища: «одуреть можно, у нас в парнике с огурцами и то – свежее», и безостановочный стук, «долбящий по ушам», изредка прерывавшийся ревом шедшего навстречу состава… Когда грохот нарастал, и окна застилала мельтешащая серая тень от несущихся в другую сторону товарных вагонов, Соня испуганно вздрагивала, а взгляд ее становился совсем бессмысленным и усталым.
– Терпи, казак, а то мамой будешь, – произнесла я известное выражение в искаженном варианте, только что подцепленное в рубрике «Сочиняйка», все из того же Крокодила, чтобы хоть как-то растормошить подругу.
Но тщетно. Даже искра оживления не озарила ее лица. Ладно, Сонино разбитое состояние и ее скуку понять можно – ведь она уже второй раз за сегодня ехала одним и тем же маршрутом, да к тому же встала в такую рань. Конечно, девчонка утомилась, а вот другие… Мне вдруг подумалось: «Пусть те, кому от жары некомфортно, лишь на минутку представят минус тридцать и гремящий, скованный морозом трамвай, который от хрупкости вот-вот развалится на повороте». Ведь традиционная надпись, накорябанная на заледенелом
