ворчание холодильника, тонкое звяканье посуды. Выразительная картинка изгибалась по боку банки, от этого оживая еще больше: на темно-коричневом фоне под сенью кудрявого дерева танцевала стройная индийская красавица. За секунду в моей голове вихрем пронеслось попурри на тему индийских фильмов и по-девичьи трогательный голос Надежды Румянцевой, что озвучивала то ли Зиту, то ли Гиту. А скорей всего – обеих, поскольку героини слезной комедии были сестрами-близнецами.
– Ух, ты! Гляди-ка, у танцовщицы просто муравьиная талия! Откуда такая роскошь? – спросила я, не выпуская из рук почти невесомую коробочку и пытаясь выразить жестами и лицом стандартное изумление звезд индийского кино: наивные, сильно выпученные глаза и глупая жемчужная улыбка на устах. Мама засмеялась.
– Муравьиная! Не муравьиная, а осиная, скажи. Ну, ты артистка! У тебя сейчас глаза выпадут. Будто пуговицы… со старого отцовского плаща. Ну, с серого, болоньевого, помнишь? Такие же круглые и выпуклые. Вот что с нами творит обычная импортная упаковка!
Сравнение показалось мне удачным. Я сама иногда наведывалась за иголками в сундучок рукодельницы, под который мама приспособила большую жестяную коробку из-под монпансье, и там натыкалась на две старомодные медные бляшки с выпирающей серединкой. Они напоминали мне живые блестящие глазки навыкат.
– Да нет, мам. Упаковка тут не при чем. Если бы ты раз десять посмотрела Зиту и Гиту, как мы с девчонками, ты бы точно сейчас сплясала.
– Смотрела я. Хорошее кино. И поплакала тогда, и насмеялась вдоволь от души.
– И все-таки, откуда на нас свалился такой дефицит, а?
– Блузку тут одной ушивала, а у нее связи на продовольственной базе. Вообще-то для гостей берегла, да уж ладно – побалуем себя сегодня.
– Смотри-ка, прям как в частушке получается, – и я, подражая разбитным голосам частушечных мастеров, пропела:
Растворимый кофе
Привезли на базу,
Он на этой базе
Растворился сразу!
– А я другую знаю, по-моему, из той же серии, – вспомнила мама и спела с пионерским задором:
Председатель пек блины,
Бригадир подмазывал,
Кладовщик муку тащил,
Счетовод не сказывал!
– Хорошая, – заметила я снисходительно. – Только колхозная какая-то.
– Ой-е-ей, смотри-ка, какие мы городские! – мама покачала головой и наставительно добавила: – Ну и колхозная. Зато смелая! Знаешь, раньше за такое четверостишье можно было и за решетку угодить. Это тебе не шуточки. Это вон сейчас каких только анекдотов про Брежнева ни услышишь – ни черта народ не боится, а раньше…
…Она еще что-то говорила, а меня как ударило: да ведь мама не случайно коснулась этой темы! Даже мой дедушка – Иван Степанович, коммунист, честнейший, интеллигентный человек, тоже тогда попал под раздачу. Целых два года лагерей!
