состояние, в котором я находилась. Одним словом, мне было хорошо, как никогда. Было ли Алексею так же комфортно, как мне? Во всяком случае, он с неподдельным интересом слушал мою болтовню и с веселым любопытством наблюдал за моими безотчетными действиями. Обычно, если мне бывало спокойно и комфортно на душе, ко мне возвращалась детская привычка что-нибудь погрызть или чем-нибудь похрустеть. Вот и сейчас я ощипывала ближайшие травинки, похожие на колоски, и разгрызала их молочные кончики, при этом еще беспечно болтала одной ногой, заброшенной на другую, не замечая за собой изъянов в поведении. Мама называла мою манеру качать ногой – «черта нянчить», частенько одергивала меня и удивлялась моей патологии: «Нормальные люди ведут себя так только в состоянии крайнего волнения, либо когда сильно нервничают. Почему ты у нас такая поперечная? Ну что у тебя нога как маятник? Вот сейчас, в данный момент, тебя же ничего не беспокоит? И перестань, пожалуйста, грызть карандаш, когда с тобой разговаривают».
Тут Алексей сделал жест, которым разом отменил мою вредную привычку. Он решительно отобрал и забросил ни в чем не повинную травинку, приблизил обе мои ладошки к своим глазам, разглядывая их с ужасом, и с болью воскликнул:
– Я так и знал!
В его руках кисти моих рук выглядели маленькими, худыми и какими-то жалкими. То ли потому что загорели до черноты, то ли на фоне богатырских ручищ Алексея – они казались еще мельче, а может, от того, что были изрядно исцарапаны и грязноваты после уроков скалолазания. Я, разумеется, очень застеснялась, выдернула руки и спрятала их за спину. Но оказалось, дело было не в царапинах и не в худобе. Алексей настойчиво захватил мои ручонки обратно и сказал озабоченно, безмерно страдая от своей вины:
– Дай сюда. Бедные маленькие ручки. Ах, я идиот! Посмотри, какие мозоли. Знал же, нельзя женщину на весла, тем более такую маленькую и нежную.
Только тут я заметила, что на обеих моих ладошках, как раз напротив каждого пальца, появились пугающие волдыри, заполненные прозрачной мозольной жидкостью. Выходит, сгоряча, оглушенная новыми впечатлениями, я до сих пор не замечала ни боли, ни мозолей. Пребывая в крайнем смущении от повышенного внимания к моим испачканным рукам, я, тем не менее, не пропустила мимо ушей ключевую фразу Алексея. Он назвал меня женщиной, хотя и маленькой. Впервые причисление к слабому полу не вызвало у меня открытого протеста. Ведь как раньше бывало: если какой-нибудь паренек своей слабостью, недостойным поведением или глупостью сильно разочаровывал моих друзей противоположного пола, то пацаны всегда ставили ему один и тот же диагноз: «Да он девчонка! Тряпка…». В таких случаях я обижалась за всех девчонок подряд, а сама предательски жалела, что не родилась мальчишкой. Сейчас, напротив, я была польщена и, по-моему, ухватила главное – быть женщиной не так уж плохо. До меня вдруг начал доходить смысл фразы: «Сила женщины в ее слабости». Мне даже показалось, что я чуть ли не физически ощущаю, как во мне просыпается эта новая загадочная сила. Или слабость? В общем, я совсем запуталась, потому что находилась
