города сказали, чтобы прикрывали головы платками и кепками. И всё. А позже мы узнали, что руководство городов, попавших под облучение, выехали сами и вывезли подальше свои семьи в тот же день катастрофы. Население этих городов оповещено ими не было, и люди продолжали загорать под радиоактивным облучением все выходные дни.
А потом в Одессу стали приходить автобусы с детьми из Чернобыльской зоны. Их размещали в санаториях и детских пионерских лагерях, им давали пить красное виноградное вино, которое должно было выводить радионуклеиды из облучённого организма.
Больницы переполнились людьми с онкологией, пляжи закрыли, так как радиационный фон всё же был очень высокий, и особенно он проявлялся на берегу моря.
Привезённые дети – подростки, расселённые в санаториях, спешно начинали самостоятельную взрослую жизнь, поговаривали местные, что они уже разбиваясь по парам, без особого присмотра воспитателей, оказавшись вдали от родителей. Они покупали и употребляли водку и алкоголь без разбора, вроде бы как от радиации, а потом умирали. Кладбища безмерно разрастались от новых захоронений, и могильщики не успевали рыть ямы.
И теперь мне даже странно праздновать свой день рождения, оказавшийся днём трагедии Чернобыля, с тех пор я не люблю его отмечать. И мы с сыном уехали из этого славного города Одессы, таким образом, продолжив нашу семейную традицию – бегущих в солнечном ветре.
Ведь вся жизнь нашей семьи была как бесконечное бегство, постоянные испытания переездами и необустроенностью быта, с обживанием новых мест и их покиданием, почему-то в основном, примерно через каждые три года. И в этом был какой-то надрыв, неразрешимая загадка. Может, мы оказались просто бегущими, влекомыми неведомой силой загадочного солнечного ветра, и в этом был смысл нашей жизни, а может, и спасения нас от какого-то великого тайного злого нечта.
Изгой
И в моей истории, скорее из-за цвета моих волос, я оказалась не то изгоем, не то «гадким утёнком», не то «выродком» семьи, то есть не такой, как все в нашем семействе, и мир моих увлечений тоже складывался каким-то другим, чуждым, порой непонятным родственникам образом, хотя поддержка и помощь от них приходили всегда.
Да и с моим братом мы были абсолютно не похожи, это и на фотографиях наших совместных было всегда заметно. Никогда никто не верил, что это мой брат.
Он был какой-то неземной ангельской красоты в детстве, и, если бы мне Бог дал подобные внешние данные, как у него, может, я стала бы знаменитой актрисой или моделью. Но, видимо, у меня было какое-то другое предназначение.
Некоторые получают дар красивой внешности с рождения, расцветают с детства, у меня же этот процесс затянулся чуть ли не до двадцати лет. Будто какая-то сила свыше хотела оградить меня хотя бы этим от пагубных страстей связанных с хорошеньким личиком.
Медленно и неотвратимо, как распускаются лепестки необычного странного растения, раскрывались все стороны моего позднего формирования всего организма, в частности,
