генерала стал звенящим от сдерживаемой злости:
– В сборе доказательств двуличия Калеба Торнтона и всего того, что он успел совершить. Несколько лет я тайно веду личное расследование, чтобы предоставить материалы Королю, но этот суче…, простите, действует очень аккуратно и идеально заметает следы.
«О, да тут целая кровавая вендетта! Что же он сделал тебе лично, Черный ворон?»
Мои мысли текли вяло и отстраненно, спокойно добавляя к образу Калеба новые жуткие черты, о которых я не догадывалась, будучи… как он тогда сказал? Будучи «влюбленной, словно кошка». На губах расцвела горькая усмешка, и Доэрти внимательно посмотрел на собеседницу:
– Тира?
Я поняла, что задумалась слишком глубоко и вернула себя в реальность.
– Что именно вы от меня хотите? – устало спросила.
– Во-первых, для общества я продолжу за вами ухаживать, что позволит нам поддерживать связь и обмен новостями. А во-вторых, я прошу вас не разрывать сейчас контакты с Торнтоном и сделать вид, что все идет по его плану. Это даст мне время и усыпит его бдительность.
Услышав последнюю часть, я нервно сжала руки в комок, переплетая пальцы и опуская глаза, чтобы негромко сказать:
– Не думаю, что у меня получится.
– Это продлится недолго, – не позволил мне отступиться Ворон. – Я уверен, что сегодня-завтра он захочет с вами встретиться и поговорить. Вам всего лишь надо вести себя как обычно, естественно.
– Как обычно… – повторила я, переводя взгляд в окно.
«Да ты просто железный чурбан и сухарь!» – подумалось с возмущением, но вслух я сказала:
– Хорошо.
– Тогда, буду ждать от вас записку, – поднялся мужчина и с легким поклоном вышел из комнаты.
«Снова не попрощавшись».
После того, как хлопнули двери, я прошла в Главный зал и застыла перед парадным портретом родителей в золоченой раме, задирая голову к стене. От отца мне достались серые глаза и подбородок, а от мамы волнистые каштановые волосы.
Я все смогу, пора брать себя в руки.
«Без вас так тяжело…»
Генерал не зря был великим стратегом и, как он и предрек ранее, скоро мне вносили на блестящем подносе цветущую ветку шиповника с привязанной к ней запиской от Калеба, в которой он просил разрешения заехать и справиться о моем самочувствии.
Первые минуты я безучастно смотрела на содержимое подноса, как на ядовитую змею, не желая прикасаться ни к чему, что имело какое-либо к Нему отношение.
«Противно!»
Но, пересилив себя, я развернула тонкий лист дорогой бумаги, благоухающей терпкими благовониями. Раньше я бы даже тайно прижалась к бумаге лицом, чтобы поглубже вдохнуть волнующий аромат. Идиотка! Но теперь меня буквально подташнивало от знакомого запаха.
Я присела за трюмо и летящим почерком написала короткую ответную записку о том, что буду рада видеть тира в своем саду и отдала ее посланнику.
