пацан пожал левым плечом.
– Не замерзнешь так?
Белобрысый шмыгнул носом и помотал головой: не-а.
– А он точно работает? – кивнула Кира на таксофон.
– Работает, – заверил пацан и повторил: – Монетка нужна.
– Сколько? – На панели никаких подсказывающих надписей не было. Только «КОРГОЛГОН».
– «Двушка». – Пацан обтер нос тыльной стороной ладони.
– Два рубля? – Кира не спешила лезть в кошелек. Хоть пацан и мелкий, но… Они тут совершенно одни. Хуго Босс докурил и исчез из кадра.
– Две копейки, советских.
– Издеваешься? – насупилась она.
– Не, – ответил белобрысый. У него был скрипучий стариковский голос, и Кира вновь задумалась: точно ли перед ней ребенок? Ледяной палец тревоги мазнул по всему хребту до самого копчика. – Проверьте сами. Две советские копейки. Я могу продать. У меня есть. Пятьсот рублей.
Каков наглец!
– Ха-ха, – сказала она. – Иди домой, простудишься. Нечего детям на ночь глядя одним шляться.
Белобрысый направился к таксофону, покачивая бедрами. Мышцы Киры напряглись сами собой. Но пацан всего лишь вытащил из кармана джинсов руку и сунул ей под нос раскрытую ладонь. На ладони лежал медный кругляш. Кира увидела герб, серп, и молот, и надпись «СССР» по ободку и опять ощутила, что соскальзывает в прошлое.
– Что за схематоз?
– Слушайте, вам шашечки или ехать? – В скрипучем голосе звучало нетерпение. Какое-то… голодное. Киру передернуло. От ладони пацана отчетливо пахло медью и потом.
– Полагаю, что ехать. Давайте так, – деловито предложил белобрысый. Между его губ мелькнул белесый язык, словно пацан хотел облизнуться, но сдержался. – Я отдам вам монетку. Если дозвонитесь, с вас пять сотен. Соглы?
– Если не дозвонюсь, уши оторву. Соглы?
Пацан не убрал руку, и Кира сочла это согласием.
Осторожно, чтобы не коснуться ладони белобрысого, она взяла монетку. Двушка была теплой и влажной – будто живая. Кира поборола желание бросить ее обратно.
– Отойди, пожалуйста.
Пацан убрал руку в карман и отступил. Отдалился – снова этот эффект исказившегося пространства. Пофиг, как это работает, главное, пусть новый знакомец отдалится достаточно далеко. Пытаясь вспомнить, как звонить по таксофону на межгород, Кира сняла трубку и опустила монетку в прорезь.
– Я готов помочь, – незамедлительно раздалось в трубке.
Она едва не отшвырнула трубку, словно гадюку, очнувшуюся от ночного оцепенения. Это был инстинктивный, первобытный порыв, ничем не объяснимый: голос как голос, чуть надтреснутый и доброжелательный, как у заботливого дядюшки. Обволакивающий – подсказал ум нужное слово.
А еще бестелесный и далекий, будто проталкивающийся сквозь сырые толщи земли, выходящий на поверхность с бурлящей грязью.
«Думаешь, когда по телефону
