Николай Николаевич, – неожиданно ответила Никифорова, – молодости, красоте, увлеченности и любви, конечно же! Светлой и большой, может, на всю жизнь. Давайте поздравим молодых людей, что они нашли друг друга, и не где-нибудь, а в нашей школе.
Подполковник Кольчак внимательно и с нескрываемым удивлением посмотрел на своего комиссара, будто впервые его видел. Он совсем не такого ответа ожидал.
– А откуда вы знаете, что это не пошлый блуд, а любовь, они вам сами сказали?
– Оно же видно, Николай Николаевич, – чуть улыбнувшись, с легким укором ответила Никифорова, тонкий знаток психологии человеческих отношений.
Больше к этой теме они не возвращались.
Кроме Инны, подружилась Маша с Таней Барамзиной. Была она среднего роста, внешне похожа на мальчишку: волосы короткие, нос задиристый, кверху. Сблизила девушек любовь к чтению, литературе, кино. Обеим очень нравилась музыкальная комедия «Веселые ребята» с красавицей Любовью Орловой и неподражаемым Леонидом Утесовым, а также «Парень из нашего города» с Николаем Крючковым, на экране мастерски перевоплотившимся в отважного танкиста Сергея Луконина. В восторге девушки были и от лирической комедии «Сердца четырех», рассказывающей о жизни и любви молодых людей, начавшейся в летней довоенной Москве, и от «Жди меня» с Валентиной Серовой в главной роли.
Объединяло их и схожее детство, в котором обе росли отнюдь не пай-девочками, отличающимися послушанием и примерным поведением. Девочки, как ни странно, любили играть с мальчишками, были заводилами и сорвиголовами в своих компаниях.
Таня, как и Маша, родилась в большой многодетной семье, только за тысячу верст от Москвы в небольшом удмуртском городке Глазове. В родительском доме благодаря хозяйской предприимчивости и прилежному труду был достаток. Отец, Николай Макарович, трудился на железной дороге и неплохо зарабатывал. В годы НЭПа (новой экономической политики) получил от государства патент и как частник стал продавать на рынке хлеб, булочки, которые с любовью выпекала в своей печи жена.
Но к 1930 году политика партии резко изменилась: НЭП свернули, а зажиточных крестьян, объявив сельской буржуазией, якобы наживавшейся на бедном народе, раскулачили, многих отправили в ссылку. Описали почти все нажитое имущество, вещи, начиная с самовара и швейной машинки и заканчивая эмалированной тарелкой, и в семье Барамзиных. Этого, видимо, показалось мало, и спустя некоторое время конфисковали еще и дом, собственноручно построенный отцом, который, не пережив такого удара, скончался от сердечного приступа.
Таня никому об этом не рассказывала, боясь, что чужие люди неправильно поймут, а то еще за глаза и осудят, хотя в чем ее семья провинилась перед советской властью, никто не знает. Но перед Машей неожиданно разоткровенничалась. Даже сама удивилась: за язык-то никто не тянул, а вот душе вдруг захотелось выговориться, может, в надежде на то, что станет легче.
– А ты кем хотела
