девчонки тех лет. Так думала Анна.
В такт песне взмахивала кулачком и пела.
Время все-таки обладает лечебным свойством. Раны заживают, но не бесследно, конечно, иногда саднят. Но бывает и так, что начинает казаться, будто пережитая беда случилась не с тобой или с тобой, но в другой жизни. Для Анны было «до» и «после». Эти две части жизни разделял короткий разговор на аллее старинного парка. Анна стояла в начале огромного и, казалось, обязательного счастья, но буквально в несколько минут все рухнуло, а затем – как признавалась себе – небо затянула мгла, да так ни разу и не выглянуло солнце.
Спустя полгода Анна стала появляться в доме Касьяныча. Просто вечерами некуда было девать себя, а там все-таки люди, там шумно, весело, там молодые лица, озорные голоса, искренние глаза, а в них – надежда. И стало привычкой посидеть, послушать горячие споры, да и возвращаться в свое одиночество. Может быть, и надеялась увидеть Арсения, но в этом желании сама себе не признавалась.
– Садись-ка, – попросил Касьяныч однажды.
Анна пришла к его дому, а он сидел одиноко на крыльце, на колченогой скамье и курил. Анна пристроилась рядом.
– Не держи на него зла, – сказал Касьяныч после минутного молчания. – Не мог он иначе поступить.
– Мне-то что за дело – мог или не мог? – прикинулась равнодушной Анна, а у самой губки дрожат.
– Девку эту, Римму, я не жалую. Не такая Арсению нужна была. Да что поделаешь?
Смуглое костлявое лицо Касьяныча потеплело, когда он поглядел на Анну, которая не находила оправдания Арсению, а тем более – сочувствия.
– Знаешь, как он тебя звал? Анютой. Иной раз придет, улыбается. Спрашиваю: «Чего такой веселый-то?» А он: «С Анютой говорил». – «И чего наговорили?» – «В судьбу верит. Дитя». – «А ты не веришь?» – «Я, – говорит, – диалектик». – «Ладно, – диалектик, давай чай пить. Самовар как раз созрел». Вот такие у нас были беседы о тебе, лапонька.
– А есть она, судьба? – спросила Анна. – Как, по-вашему, Касьяныч?
– Может, и есть, – невесело признался он.
– Отчего ж она такая злая? – обиженно проговорила Анна и ладошкой размазала предательски выступившие слезы.
– Случай расскажу, – не сразу, а после молчания, заявил Касьяныч. – Ты уж послушай, девонька.
И тоже не сразу, не с места да в карьер, а тихой поступью, как коня за узду, повел он негромким голосом свой рассказ о строительстве железной дороги на Воркуту. Тянул ее через болота подневольный народ – зэки, оттого по всей трассе стояли лагеря, окруженные колючей проволокой. В сорок шестом году в зону прибыл новый этап. Сплошь фронтовики. Многих солдат и офицеров загнали в лагеря после победы по той же пресловутой пятьдесят восьмой статье. Кто в плену побывал, кто не тот анекдот рассказал, а кто рожей не вышел. Причин особо не придумывали, «враг народа» – и вся статья. Народец власти опасный, боевой, Европу повидал, самое им место в зонах, где
