отвечал Саня, а про себя думал: «Да если эти сношения и дальше будут продолжаться, наши с вами дети, товарищ прапорщик, у меня обязательно появятся, хоть я и лицо мужь-его полу! Дело в том, что потому что! Сестру вашу так!..»
Прапорщику очень нравилось командовать людьми и измываться над ними. Причина этого была до примитивности проста – дома над ним измывалась жена, строившая его самого по стойке «смирно», а на службе «душила жаба», оттого что ордена и медали за все успехи подразделения получает не он, а командир роты. И от всего этого разросшийся, как забродившее тесто, комплекс неполноценности толкал Коростылёва на необъяснимые поступки.
«Добивали» прапора ещё и изменения в Уставе службы. Раньше, по правилам, когда старшина роты заходил в помещение, дневальный должен был подать команду «Смирно!». Но потом это правило отменили, оставив такую привилегию только командиру. Сначала Коростылёв пытался требовать от подчиненных выполнения команды «Смирно!» в обход приказа, но был отчитан за это командиром части, после чего впал в депрессию и крутой запой. Когда у запойного прапорщика звонил телефон, он хватал трубку и дико орал в неё: «Полковник Коростылёв у аппарата! Прошу меня не беспокоить! Дело в том, что потому что! Мать вашу так!!!» И в один из таких запоев, на его беду, он вдруг услышал в трубке голос командира полка: «Значит, всё-таки полковник? Мать твою так!»
После этих слов несчастный прапор побледнел и моментально протрезвел, а затем отсидел пять дней на гарнизонной гауптвахте, откуда вернулся злее чёрта. Отчего «воспитание» подчинённых ему солдат усилилось втрое! В те дни все мечтали нести службу хоть в полковом свинарнике, а если уж очень посчастливится, то на кухне, чистя немыслимое количество картошки. Только бы подольше не видеть «родного» прапора! Дело в том, что потому что…
Дни пролетали, как шальные пули. Днём обучение азбуке Морзе в тренажёрном классе и бесконечное выбивание «морзянки» ключом, пока рука наотрез не отказывалась выполнять даже самые примитивные движения. Параллельно шло изучение разных типов радиостанций. А потом – занятия «шагистикой»! То бишь марширование до полной потери сознания на полковом плацу, которое называлось красивыми словами – строевая подготовка. Самое заветное и долгожданное слово в тот период у Белозёрова, да и у всех остальных молодых солдат, называемых «карасями», было слово «отбой». После него твой организм падал на койку, в бессознательном состоянии натягивал на себя тонкое синее шерстяное одеяло и, дав мозгу приказание: «Никаких снов!», проваливался в пустоту до поступления ненавистной команды: «Рота, подъём! Выходи строиться!»
А ещё, в связи с неполным комплектованием кадрами всем приходилось выполнять функции по несению караульно-постовой службы, так как отдельной караульной роты в полку не было. Солдаты это называли просто: «Через день на ремень и в караул!» Вернее, ещё проще: «Как жизнь? Через день на ремень!» – и всё было понятно. То есть получаешь автомат, навешиваешь на ремень
