продемонстрировал, её не узнав – и осёкся в себе, решив из себя выдавить уж совсем недалёкого человека.
– Это как? – с тупым до безобразия выражением своей сознательности вопросил Адам. И Еву прямо бесит такая наглота Адама, но она не поддастся на эту его уловку перевести разговор на её нервы, а она, собрав все силы воедино, успокоит себя и ровным голосом ему всё объяснит.
– Вы, Адам, сознайтесь уже, меня не узнаете при других моих внешних обстоятельствах. – Вот как мягко стелет Ева. Но Адама на всю эту мягкость не провести.
– Ну, это спорно. – Ни «да», ни «нет» не говорит Адам.
– Значит, утверждаете, что хорошо меня знаете! – А Ева со своей стороны пытается его атаковать.
А что Адам на это ответить может? Да, конечно, он этого никогда не утверждал, но и не соглашаться с этим он никак не может, не вызвав искреннюю реакцию недоумения и досады Евы. – А что тогда, спрашивается, мы всё это время делаем?! Если вы до сих пор не соизволили меня, как следует узнать?! – начнёт дёргаться и истерить Ева.
И Адам опять в тупике, не зная, что и ответить, когда ему в голову лезут только самые пакостные, с греховным подтекстом контраргументы.
– Только настолько, насколько вы мне позволяете себя знать. – Адам всё-таки находит более-менее нейтральный ответ, который всё равно несёт в себе отголоски внутренней испорченности Адама. Но Ева, опять так уж и быть, не будет всего этого в нём замечать, будучи особой очень скромной и деликатной. И она не будет Адаму указывать на то, что он не создал для всего этого необходимых для неё условий, а только промолчит в ответ на это. А вот что насчёт затронутого сейчас ею вопроса, то … Ева вдруг, как будто ей что-то только сейчас пришло в голову, и чтобы всё это не забыть, она со словами: «Тогда!», должна всё делать впопыхах и как можно быстрей.
Это как вдохновение, его дуновение нужно ловить немедленно, записывая на первом, что в руки попало предмете данные тебе отголоски откровений. И как видится по Еве, то первое, что ей в руки попало для того, чтобы на этом предмете вписать спущенного с самого верха озарение, то это … самая обычная пластиковая карта, которые есть у каждого современника. И на ней Ева давай что-то, опустив в предел к ней голову, черкать.
А Адам, несколько всполошенный этой её эмоциональной одержимостью и страстью себя и его перебивать вот такими вспышками эмоциональных озарений, застыв, внимательно смотрит на неё и на вот такие её действия, и пытается предугадать, что она сейчас там пишет. А Ева только сперва ведёт себя крайне открыто и неосмотрительно, не замечая никого по сторонам. А вот как только она зафиксировала на этой пластиковой карте основные данные о том, что ей сейчас вдохновением было навеяно, то она интуитивно прочувствовала и сообразила, что она для того, чтобы сохранить сейчас ею написанное, должна держать всё это в тайне, и не просто от зевак, а от одного, ближе всех к ней сейчас находящегося человека, кто по её замыслу и задумке, как раз должен оставаться вне ведении ею сейчас здесь записанного.
