вашу!.. – начала орать Ольга, как только закрылся за ними занавес. – Вы что, охренели сегодня?
Ольга была выдающейся «верхней» – лучшей в жанре «ханд-вольтиж». Это признавали все. Возможно поэтому была требовательной до самодурства. На манеже она летала из рук в руки партнёров отточенным совершенством, исполняя потрясающие отрывные трюки, безукоризненно приходя в точку после любого пируэта или сальто-мортале.
Но здесь, в этом номере, её умение скорее мешало. Теперь она исполняла трюки на металлической палке, которую партнёры держали в руках. После акробатических прыжков приземляться гимнастке приходилось на тонкую «жёрдочку». Задача партнёров была поймать Ольгу и сбалансировать в нужной точке…
– Оля, тише, за «портянкой» – люди!.. – попыталась успокоить кричащую артистку пятидесятипятилетняя дрессировщица собак Людмила Тимофеевна Котова, намекая на не такой уж и плотный занавес форганга. Она курила, покусывая свой любимый длинный мундштук, прислонившись к стене, как стоят «барышни» в марсельском порту, поджидая подгулявших «кавалеров», готовых за пару «весёлых» минут растаться с несколькими монетами. Её напомаженные губы были вызывающе ярко-красного цвета. В этом была вся Людмила Тимофеевна…
Котова! Это был огненный коктейль Молотова из безвкусицы, неуловимого шарма, увядшей женской красоты, великовозрастной сексуальности и комизма. Эта женщина жила как хотела, как ей нравилось. Она была старше своего нового мужа Алексея, партнёра Ольги, на четырнадцать лет. Любила выпить. Жила без комплексов – открыто и свободно. Некоторым с ней было легко. Другим – нет…
При первой встрече она ошарашивала своей вульгарностью и темпераментом. С ней боялись вступать в дебаты даже начальство из главка и именитые артисты. Она сама была – Именем!
Для неё не существовало авторитетов. Котова признавала только истину, какой она ей виделась. Без раздумий защищала слабого. Всегда поддерживала начинающих. Она пробивалась с «низов»…
Это был человек без «двойного дна». Находиться с ней рядом было мукой – в любой момент ты мог оказаться объектом её внимания – и тогда берегись! В то же время – интересно и радостно!
Она разговаривала невероятно смачно, колоритно и остроумно, используя какой-то то ли акцент, то ли диалект-говорок, свойственный персонажам Бабеля из «Одесских рассказов».
Котова была матерщинницей. Редкой. Так виртуозно в «Союзгосцирке» не ругался никто. Это не было площадной бранью, которая оскорбляет нормального человека. Это являлось, скорее, своебразным искусством использования ненормативной лексики, которое сначала вгоняло в ступор, потом хотелось слушать и слушать – настолько «рождаемое» становилось неожиданным и цветасто-остроумным «шедевром».
Из классического мата она ухитрялась сплетать и выстраивать многоэтажные «версальские дворцы» в стилях: барокко, рококо, ампир – со всеми свойственными им пилястрами, винтообразными капителями, завитушками и кучеряшками. Её «перлы»
