Эйнштейн! Чао, Анна!
– Эйнштейн разрабатывал другую теорию – единую теорию поля, ее еще называют теорией всего, – монотонно начал мальчик, но отец его перебил:
– Филиппо, не мешай нам. Иди в дом или погуляй где-нибудь.
Сын, так же не поднимая глаз, повернулся и пошел своим неуклюжим механическим шагом обратно по дорожке.
Анна давно подозревала, что дело тут пахнет синдромом Аспергера, но муж все предложения показать ребенка психиатрам отметал на корню. Еще и злился. А на что тут злиться, спрашивается? Это ведь не его вина. Она специально в Интернете смотрела – причины заболевания не установлены. Да сейчас уже врачи говорят, что это и не заболевание вовсе, а отличие типа гениальности.
– Несправедлив ты с ним, Робби, – словно прочитав ее мысли, тихо сказала Патриция. – Им заниматься надо, а не гнать.
– Вот-вот, – поддержала воинственная близняшка, – заслал ребенка куда подальше – Оксфорд, мать родная, дальше только Йель! С глаз долой – из сердца вон, да? Теперь и с другими так же поступить хочешь? Кровь не водичка, дорогой брат, ее законы надо соблюдать!
Роберто медленно поднялся, словно извергающийся вулкан в замедленной съемке. Его напряженные ладони сжимались в кулаки и разжимались снова, словно пытаясь сдержать потоки пылающей лавы.
Но она все-таки выплеснулась на притихших помпейцев:
– Здесь. Решения. Принимаю. Я. Сам. Без посторонней помощи. И с домом, и с сыном. Который в Оксфорде больше не учится, – и так посмотрел, что никто и рта открыть не посмел для вопросов.
Казалось, сейчас продолжит зловеще: «А вы больше…», но вместо этого последовало спокойное:
– Синьор Бальдаччи, пойдемте, провожу вас.
Старикан, кряхтя, поднялся и, подцепив свой портфель, мелкими шажками зашаркал к дорожке, по которой недавно пришла Анна (вот оказывается, чей «Вольво»). Роберто в молчании поплыл следом.
Только когда оба исчезли в зарослях, за столом снова заговорили.
– Ну наконец-то! – потирая руки, изрекла Патриция. – Я ему уже два года твержу – не место там ребенку! Давно пора было его из Оксфорда забрать! Так ведь, Анна? (Ах, вот она о чем!) Анна неопределенно пожала плечами. Новость про университет она узнала только сейчас.
– Мальчик особенный у нас, а дети жестокие, – качала головой вице-президент концерна. – Я боюсь, его там обижали. Сколько раз я пыталась обратить внимание отца на его друзей!
Насколько Анне было известно, друзей у Филиппка не было, как, собственно, и врагов. У него также не было жалоб, синяков и рассказов о школьных буднях. Мальчик, казалось, находился меньшую часть времени в окружающей его реальности, большую же проводил в своей, невидимой для всех.
Патриция между тем продолжала сокрушаться:
– Буллинг в любых учебных заведениях существует, это понятно. Но одно дело – в чужой стране, а другое –
