осуждали. Обычно к вечеру воскресенья после удачного базарного дня эта небольшого роста, но довольно коренастая дама возвращалась с рынка навеселе, переваливаясь с ноги на ногу, как гусыня, и оглашая окрестности любимой партизанской песней «Шумел сердито брянский лес». А едва переступив порог дома, с места в карьер принималась за разборки в своей бестолковой семье.
Стоило тете Насте открыть дверь, как из дома начинали доноситься крики и вопли. Доставалось и детям за бардак в доме, и мужу за хроническую лень. Он никогда и нигде не работал. Не в пример трудолюбивому поселковому народу вставал поздно, где-то в районе десяти, целыми днями или дымил папиросой-самокруткой под названием «козья ножка» на завалинке возле дома. Или поджидал собутыльников у местного магазина, откуда приползал в состоянии изрядного подпития, за что ему регулярно и порой основательно доставалось от жены, которая не стеснялась мужика поколачивать. Под горячую руку попадало от матери и старшему сыну, ставшему впоследствии вором в законе, и младшим дочкам.
– Я всю вашу ораву кормлю! Не жалея здоровья, на базаре целыми днями мерзну, – кричала мать семейства на всю улицу. – А вы матери даже картошки не сварите!
В результате разборок Ольга в слезах прибегала к нам. Однажды зимой явилась босиком, в одном ситцевом сарафанчике и просидела до глубокой ночи. И если бы мама не отвела ее в моей шубе домой, видимо и ночевать осталась. Никто из соседей девочки не хватился.
Играть с Ольгой я не очень любила. Все наши игры неизменно заканчивались, как в ее семье, криками, ссорами-раздорами и слезами. А на прощание подружка неизменно и незаметно уносила под одеждой мою игрушку. «Нервный, запуганный ребенок. Кем она вырастет?» – сочувствовала мама.
Другое дело Галя. С ней в сильный мороз мы больше всего любили сидеть на подоконнике перед заиндевевшими окнами. Они от холода покрывались затейливыми узорами даже изнутри (мама говорила, что мороз пробрался даже в дом), и мы изучали замысловатые произведения ледяного волшебника. Находили на окнах и елочек, и райских птиц, и диковинных цветов, и коней деда Мороза. Или, притронувшись к окну пальцем или ладонью, оттаивали на нем полянки и лужайки.
– Вы богатые, – неожиданно заявила мне однажды подружка. – У тебя мама учительница, а учителя много получают. А мы бедные. У меня папа рабочий, он мало получает. А мама вообще никто, у нее денег нет, если только папа даст. У нас денег мало, а детей много.
Услышав столь скорбное признание, я протянула Гале свою любимую китайскую куклу Милу и книжку русских народных сказок: «Возьми, потом принесешь». И как-то так повелось, что после без игрушки или книжки моя подружка уже не уходила. И нередко забывала принести их потом обратно, вызывая гнев моей экономной и хозяйственной бабушки.
– А то чо же! – возмущалась она. – Снабжай игрушками весь порядок. Мать с отцом еще купят. И почему только ты у нас такая желанная зародилась!
Цветочная клептомания
Бабушка
