насколько сила воображения могла дорисовывать детали, когда не могло опереться на факты. Выглядело так, словно сидевший отрешенно пялился во что-то, видимое лишь ему. Только почему-то объектом своего отстраненного внимания выбрав дальний мост прицепа. Воображение уверенной рукой мастера принялось дорисовывать все новые и новые подробности, не на шутку расходясь и теряя чувство меры. Оно и раньше умело создавать проблемы, но сейчас от его игр делалось не по себе. По спине от затылка до поясницы против воли полз холодный озноб.
Взяв себя в руки, Хиератта сделал несколько шагов в сторону обрыва, и рельеф очертаний тут же распался на пятна травы и края обрыва.
Над ухом с неторопливым нудным зудением прошел комар. Это зудение обещало на завтра тепло и солнце. В остальном в лесу было тихо. Покачав головой, Хиератта открыл дверцу, забрался в теплое уютное нутро кабины и изнутри запер обе двери.
3
Заглушив двигатель, переведя рычаг передач в положение первой скорости, вынув ключи из замка зажигания и забрав рюкзак, Хиератта выбрался из кабины и спустился на замерзший грунт. Над черным лесом висела синяя луна. Она почти не отличалась от той, что он видел над другим горизонтом и совсем другим лесом. Дальше лежал Дикий Мир. Горизонт уходил резко на подъем, туда, где начинались настоящие горы и куда предстояло добраться еще засветло. Но Хиератта решил эту ночь провести под крышей. Груз никуда не уйдет. Он всегда делал так на особо сложных участках перехода. Хороший отдых сам по себе давал преимущество перед обстоятельствами, которые смущали других. Весь карго состоял из бревен, здесь их обычно не крали, и Хиератта остановился у стабулария, чтобы размять ноги и неимоверно затекшую задницу. Было самое начало полуночи.
Стабуларий «Гарцующий Гоблин», как его обозвавли пришельцы, последний на Периферии и единственный в Дырявых Горах оплот гуманизма, славился здоровой домашней пищей и находился настолько далеко от света цивилизации, что в нем даже громко смеялись. Все слышали о недавно официально введенном запрете аплодировать в публичных местах, и потому хлопали тут особенно охотно. Хиератта делал уже здесь один раз остановку, его накормили так вкусно, что он решил останавливаться здесь регулярно. Обычно он не ел ничего, что не готовил своими руками, но для местного хозяина сделал исключение. Тот так следил за чистотой тарелок и качеством местной воды, что в конце концов получил себе на входные двери зеленый лист папоротника, местный символ экологического благополучия. Теперь это была редкость. Снег под подошвами мокасин весело скрипел, из низких плотно задвинутых хмурых окошек не сочилась даже капля света. Мрачные углы и крыши строений высились дальше, словно мертвый фон декораций. Было непонятно, то ли там никто больше не жил, то ли все уже спали.
На дверях висело объявление, в котором в раздраженных тонах предлагалось не беспокоить полы заведения своими альпинистскими ботинками. Хиератта толкнул тяжелую
